Дойдя до границы поселка, отмеченной высокой черной оградой с острыми пиками, девушка пролезла в узкий проход, найденный ею еще на первых курсах. Конечно, она могла ходить по главным улицам, но так на дорогу тратилось в два раза больше времени, поэтому Равенна предпочитала добираться через достаточно опасный, но короткий путь.
Так она и научилась видеть обратную сторону жизни. Это не помешало бы многим заносчивым «золотым» деткам, с которыми она училась. Узкие улочки, разбитые дороги, размокшая от дождя грязь, согнувшаяся старушка, которая неизменно по утрам поливает скудный цветник у себя на окне – все это напоминало Равенне, что помимо сытой жизни существует и совсем другая.
Здесь жилье строилось каким-то особенным образом. Это не были отдельно стоящие дома, но одно- и двухэтажные лачужки стояли будто бы штабелями. Бок к боку, а некоторые и вовсе имели общие стенки. Местность была выбрана самая неудачная – то и дело маленькие холмики и пригорки заставляли дорогу петлять и извиваться, а из-за неоднородности почвы строения то и дело проседали, косились, давали трещины.
Из года в год Равенна видела здесь одних и тех же людей. Иногда, когда она встречала их вне этого унылого квартальчика, ей даже хотелось поздороваться с ними. Они тоже узнавали слишком опрятно одетую девицу, но приметив ее еще с ее детства – не трогали, в отличие от других иногда плутающих здесь душ. Как-то негласно она стала здесь своей.
На подходе к школе сердце стало биться чаще, странное чувство холодка подступило к груди. Зубы сами стали нервно покусывать нижнюю губу.
Школа, конечно же, была выстроена в самом лучшем виде. Это было величественное пятиэтажное здание, отделанное в стиле классицизм. Светло-коричневые стены возвышались над зеленью вековых деревьев, высаженных вокруг него. Широкая дорога вела от распахнутых кованых ворот к массивным деревянным дверям, в которые постепенно затекали пестрые вереницы учеников.
Несмотря на политику трех последних князей, дети людей и критов до сих пор учились вместе. Правительство не напрасно опасалось, что народ взбунтуется, если его лишат хорошего образования. Но несмотря на то, что система не подразумевала дискриминации обычных людей в школе, дети более высокопоставленных и родовитых родителей устраивали ее сами.