ждали, ждали. Может, это просто совпадение?»
Вернемся в ИВЯ. Первое домашние задание было – написать четыре страницы палочек справа налево. Я хмыкнул, а потом чертил их три или четыре часа. Старался, нажив кровавые мозоли на пальцах. Не верите – попробуйте сами.
И началось.
Каждый день – домашние задания, ответы на уроках, зубрежка слов с их правильным произношением. Арабский был изнурительным трудом, каторгой… бежать с которой почему-то не хотелось. Предложи мне сменить арабский на киносъемки, я бы выбрал арабские закорючки. Магия.
На четвертом курсе, освоившись с арабским, я по ночам переписывал Коран, подпольно вывезенный из Египта между нестираными рубашками. Мусульманином не стал, но в исламоведение незаметно погрузился.
Говорят, что на разных заседаниях Сталин на лежавшей перед ним бумаге черкал: «Ленин-Ленин-Ленин». Я обычно пишу по памяти первую суру Корана. Под нее хорошо думается.
Когда-то я написал «Мой ислам», легкомысленную, но честную книжку, про которую знаменитый мусульманский деятель молвил: «Это его ислам». И был прав. Сейчас я пишу о моем арабском языке, о моем Ближнем Востоке и, простите, опять немного о моем исламе.
Во втором семестре первого курса был диктант. После него в класс вошел Грачья, бросил на стол странички с диктантом и принялся нас обличать. Самый умный из группы Митя Прокофьев сделал всего восемь ошибок и получил три с минусом. Дмитрий действительно был одарен способностями к языку (он потом выучил еще и иврит). Самый глупый сделал сорок восемь ошибок (может, и больше). Да, подумалось мне, прав был Грачья, когда, первого сентября сказал, что набрали идиотов. Главным идиотом оказался я.
Нас заставляли учить наизусть небольшие арабские тексты, некоторые из них запомнились навсегда. Как-то раз в Бильбейсе арабский капитан, послушав мой перевод какого-то авиационного регламента, с раздражением спросил: «Ты вообще правильно говорить умеешь?» – и от обиды я продекламировал ему один из выученных на первом курсе текстов. Капитан обалдел, а потом заключил: «Ты арабский знаешь, но учи термины».
На втором курсе мы переписывали тексты, написанные нашими предшественниками. Выяснилось, что лучше всех эти тексты писал и знал наизусть некий Витенька Посувалюк, – так ласково называла его наша преподавательница арабского Людмила Григорьевна Ковалева. И ежесекундно ставила нам его в пример. Витеньку Посувалюка мы ненавидели дружно, всей группой.