В столице располагались шестнадцать гвардейских полков. Офицерьё. Это были надменные, заносчивые люди, считавшие, что именно они по-настоящему и управляют Российской Империей. Считавшие, что только у них есть честь и совесть, что только на них всё и держится, а стоит им исчезнуть, чуть ослабить вожжи, как всё тут же развалится и враги растащат страну на кусочки. Тяготы своей службы они переносили нелегко: купи за свой счет две или три лошади, саблю да новую форму, которая то и дело меняется. На богатой купчихе не женись, будь она хоть самой расписной красавицей. Не ровня тебе. А на ком тебе жениться, решит собрание офицеров. В театре дальше седьмого ряда не садись. И то ходи только в Мариинский или Михайловский, а в другие не положено. Если изволил на людях пить вина, то только шампанское и только один бокал. А плати, как за целую бутылку. Где другой платит пятнадцать копеек, ты вынь да положи рубль. Сыры покупай только в Елисеевском. Сплошные траты. И не дай бог тебе подзабыть французский язык.
Но это ничего, все эти неудобства, всё это меркло, когда офицер смотрел из окна яхт-клуба на Большую Морскую улицу. Улица та была вымощена не камнем, а деревянными плашками, поставленными торцом, чтобы глушить топот копыт. И там, внизу по Большой Морской идут простые люди: горожане, рабочие, студенты. Идут по своим делам, говорят о своём, обсуждают сплетни. И вот офицер смотрит на них сверху вниз, смотрит, как на своих неразумных, глупых детей. А потом брезгливо отвернется и отойдёт от окна, разве что не плюнет под ноги. Нет, офицер, не отец ты им, но злой отчим.
И дождется наконец какой-нибудь штаб-офицер с уже поседевшими бакенбардами и обвисшим через бляху брюхом того момента, когда государству нужно послужить. Да не на войну его отправят, давно не брали они в руки сабель, а губернатором в какую-нибудь Рязань или Смоленск. Да лишь бы не за Урал, а то физиономию свою дворянскую скорчит.
Кто-то быть может из народа думал, что правят страной богатеи, буржуи. Но нет, это только в Европах так. А здесь все эти «ситцевые короли» во внимание не брались. Какие-то у них рожи всё-таки крестьянские, чумазые. Влияние имела только офицерская голубая кровь да белая кость.
Летом редко увидишь в Петербурге офицера: гвардия на маневрах, генералы на лазурном берегу или, в худшем случае, в своём поместье. Зато улицы заполняли немытые крестьянские морды, то были отходники.