– Что-то барьё наше совсем не топает, а лопает за семерых.
Отец поставил свой топор и внимательно посмотрел на сына.
– Про что это ты говоришь?
Буян продолжал махать колуном, лишь бы не встречаться с отцом взглядом.
– Ну вот ты папка, всю жизнь работаешь, так?
– Так.
– Мозоли кровавые на руках.
– Ты попусту не балаболь. Что тебе мои мозоли? Если что-то хочешь сказать, так говори.
– Я то, папка, хочу сказать, что мы с тобой горбатимся, спин не разгибаем, а Николаевич наш ни дня не работал. Так почему у нас щи с капустой, а у него с убоиной?
– Ишь, ты! Много ты погорбатиться успел? А Николаевич… так он государев человек. Ему положено.
– Кем положено?
– Богом. Царём. Издревле так заведено. Его это земля.
Люди делятся на тех, кто может со всем смириться, и тех, кто замечает любой изъян и не терпит его. Одни всё потеряют, потом выпьют, проспятся и как будто счастливы. Каждой мелочи рады. А других коробит всякая такая же мелочь, любая несправедливость. И не могут они спокойно жить, будто сидит что-то внутри, покоя не даёт, свербит и чешется. И маются они всю жизнь, потому что ничего с этим поделать не могут. И видит бог, что Буяну жилось бы намного легче, если б он относился к первым.
– Не верю я, папка, что бог так положил, чтобы одни работали до кровавого пота и ходили от голоду животы поджавши, а другие с жиру бесились. Ты вот зимой трёх зайцев в петлю поймай, одного отдай. А Тарасик наш на охоте только водку пить горазд, да так, что его потом всем скопом из лесу тащат (гляди, чтоб не обблевал), а вся пожива его. Коли бог так положил, так не нужен нам такой бог. Плохой то бог. А коли царь так велел, так и царя нам не надо.
Буян высказал всё на одном дыхании, аж покраснел.
– Что, засадил? – отец спокойно кивнул на колун, который всё-таки безнадежно застрял в чурке. – Дай я.
Отец подошёл, попытался вытянуть колун. И с одной стороны дёрнет, и с другой, и ногой упрется, и матом ругнётся, а никак. Чурка скрипит, а не пускает.
– Вот, бестолочь, – упрекнул он сына, но не зло, и сел на бревнышко. – Подай там квас в крынке.
Они попили хмельного квасу. Обильно попили, по подбородку текло.
– Таков порядок, сын, – спокойно начал объяснять отец то ли Буяну, то ли себе. – Не случаен этот порядок. Да, тяжело. Да, несправедливо. Но бог терпел, и нам велел. Чай, не мы самые умные, чтобы его менять, порядок-то. А то попробуй поменять, так голову с плеч.