Девятка - страница 25

«Мне нужно успокоиться. Мне нужно срочно успокоиться», – как молитву мысленно произношу я.

Душ, горячий душ – вот, что мне поможет.

Не раздеваясь, захожу в душевую кабинку, включаю воду и, съехав по холодной кафельной стене на пол, обхватываю колени руками и утыкаюсь в них лицом. Плевать на нецелесообразное расходование воды, плевать на зелёных, плевать на планету, плевать на всё.

Тело всё ещё вибрирует от неутолённого сексуального голода и безграничного презрения и отвращения. Но не к Рэми, нет, а к себе. Вместо того, чтобы сопротивляться, я растекаюсь мягким желе в его руках. Вместо того, чтобы бороться, бесстыдно раздвигаю перед ним ноги и ору до хрипоты, когда он имеет меня жёстко и грубо. Может это то, что называют Стокгольмским синдромом? Но у меня нет симпатии к похитителю. Впрочем, и ненависти как таковой тоже нет.

Странный человек этот Рэми. Не понимаю его игр. Чего он добивается? Чтобы я текла в его присутствии как последняя сучка, вымаливала его член и просила засадить мне по самые яйца? И так каждый раз пока не наскучит, не приестся? Садистская тварь!

Не знаю, что он там задумал на мой счёт, но он сильно просчитался. Я больше не позволю ему манипулировать собой. Завтра я положу этому конец. Завтра я выберусь отсюда!

Пристроившись на краю подоконника, я стою спиной к окну и обвожу комнату пустым ничего не выражающим взглядом. Пока я вчера вечером шпарила кожу в горячем душе до покраснения, кто-то убрал разбитую лампу – следы моего буйства, вынес грязную посуду с не съеденными остатками завтрака и принёс ужин, чему я искренне удивилась, думала – не заслужила. Но, как оказалось, хозяин всегда кормит свою шавку по расписанию, независимо от её поведения.

На ужин я получила гурмэ-бургер слабой прожарки. С румяной корочкой снаружи и сочным, полусырым мясом внутри, с парой листьев салата, острым соусом сальса, двумя тонкими кусочками сыра, несколькими кружочками маринованного огурца и приличным количеством маринованного красного лука – всё именно так, как я люблю. Откуда он знает о моих предпочтениях до сих пор остаётся загадкой. И меня это пугает и настораживает. Не понимаю, зачем так заморачиваться. Неужто думает, я растаю от такого внимания? Циничный внутренний голос давится едким смешком от такого предположения. Двадцатилетняя наивная дура, напичканная «пылкими» любовными романами, может и растаяла бы, но я не из той категории.