– А если она страшна как Фурия?
– Никогда! Иосиф знает толк в женщинах…
Марк кивнул и нырнул под дождь.
… Она подошла вслед за Марком, робко подняла на Корнелия большие голубые глаза. Он вздрогнул, впервые встретившись с ее взглядом. Сонливость и вялость, следствие ночной оргии, мгновенно слетели с него под волшебным сиянием ее глаз.
Она оказалась совсем юной, вряд ли ей минуло шестнадцать. Худое бледное личико обрамляли светлые волосы, выбившиеся из-под накидки, губы посинели от холода, тонкие ниточки бесцветных бровей взлетали к вискам. Ничего примечательного. Пройди она мимо, Корнелий ни за что не обратил бы на нее внимания. Но ее глаза как колдовские омуты притянули его взгляд и больше не отпускали. Сердце забилось чаще. Он взял ее за руку и собирался без всяких церемоний затащить в дом, подозревая в ней женщину определенного рода занятий. Под серым плащом на ней виднелась красная туника, а в такие цвета приличные девушки не одевались. Он не ожидал от нее сопротивления, однако, она выдернула свою руку и с протестующим криком отступила под дождь.
Корнелий бросился за ней, поймал у основания лестницы и развернул к себе.
– Проси сколько хочешь, – бросил он, – Для тебя мне ничего не жалко.
– Ты принял меня за другую! – выкрикнула она, не отбиваясь, но глядя на него таким взглядом, которому позавидовала бы Горгона с фронтона. Этот взгляд не заставил Корнелия отступить. Он знал женщин, которые таким образом набивали себе цену.
– Пойдем, не упрямься, – произнес юноша, нежнее прижимая ее к себе, – Дам сколько пожелаешь. Я же обещал, что ничего для тебя не пожалею.
Девушка толкнула его с силой, неожиданной для столь тщедушного существа, и Корнелий невольно выпустил ее из объятий.
Она кинулась к дому Иосифа, а Корнелий, раздосадованный несговорчивостью малютки, сердито хмыкнул и вернулся под крышу к Марку.
– Весь промок из-за паршивой девчонки, ворчал молодой патриций, с раздражением сдирая с себя бесформенную мокрую массу, несколько минут назад именовавшуюся тогой. Краем глаза он видел, как девушка принялась усиленно стучать к Иосифу. Ей быстро открыли и столь же быстро захлопнули перед ее носом дверь. До Корнелия донеслись слова об обнаглевших побирушках, и это несколько утешило его уязвленное самолюбие.
– Может быть, господин желает обсохнуть? – осведомился Марк, – Чего ради стоять тут на ветру?