– А! Такая молодая и уже тридцать девять. Рано! Рано!
* * *
– Как хорошо, что никто не насилует и не пристает.
– Мадам, чтобы насиловать, нужно желание.
* * *
Я спросил старого одессита:
– Как вы себя чувствуете?
– Что сказать… Сейчас я себя чувствую. Раньше я себя не чувствовал.
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравняется погода. Когда сравнивается – перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноимённого села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так, тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей. Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее.
Да чего тут прикидываться. Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
– Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На плёнке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович в Австралии:
– Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжай к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моём доме – ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока ещё пустой. Я сижу наверху. Передо мной моё Чёрное голубое море. Внизу – крики, наверху – чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, ещё дальше – Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, гружённая луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные учёные волокут мешки в Одессу.