– За стол можно, – говорит, – Но лучше не нужно! За соседний стол лучше присядьте, он пуст! – и улыбается.
– Ты чё, против чё ли?
– Нет, я не против! – ещё шире улыбается, – Я всегда «за», за любой балаган и веселуху!
Войны присели к столу. Голодные, как волки. Щи горячие уплетать начали. Брагой запивать.
Десятник с ними. Правда, в задумчивости.
И тут кот на стол валится.
И взаправду: балаган и бардак вместо обеда!
Такие дела…
А этот бледный и бровью не повёл! Только миску свою поднял со стола ДО того, как кошак всё разнёс! Ну, как знал заранее!
Улеглось всё. Хозяин на соседний стол новой еды принёс. Извиняется, кланяется. Войны туда пересели. А купчик вообще сбежал. Десятник и пересел на его место. Из новой миски новые щи прихлёбывает. На соседа косится. Взглядом не добрым. Двое их за столом осталось, один против другого.
– Знал, десятник, знал, – бледный тряпицу достал, губы промокнул аккуратно.
– А?! – у десятника аж ложка у рта замерла, – Чего сказал?!
– Я знал, что кот на стол свалится, – бледный улыбнулся, – Это же ты в мозгах перевариваешь? И ещё думаешь вызвать меня во двор да в морду дать, ведь так?
– Больно ты умный, – десятник насупился. После сытной еды идея дать кому-то в морду ему разонравилась. Тяжко, с полным брюхом то!
– Вот и я говорю: давай лучше выпьем! – бледный махнул рукой, – Эй, человек! Вина нам греческого большой кувшин!
А вино греческое в Новом Городе в большой цене…
Так час-другой и засиделись.
Десятник выяснил, что зовут собутыльника не Харальд, как в начале послышалось, а Гарди. И он ни свен, и не дан. Хоть и бабка одна из свенов, а вторая – из данов. «Ублюдок, значит», – для себя десятник отметил. Да вслух не сказал: в то, что бледный собутыльник войн, он уверовал. Не стоит такому говорить, что вздумается – можно и ножом в печень ответочку поймать!
Поладили, в общем! Признали друг друга.
Харди и больше того про десятника узнал. Звали того Большаком. Жена Марфа. Детишек трое, да трое померли. Баба ещё есть у тракта. Любка. Это чтоб, значится, когда на тракте дежурства, домой ночевать не мотаться. И ещё баба у пристани. Тоже Любка. Это, понятно, когда дежурства на пристани. Тем и жив десятник Большак: где князю, а где и себе в карман монетка. Службу свою ненавидит. Князя ненавидит. Воинов своих смертным боем бьёт, службы требует. И вообще – нету счастья в Новом Городе достойному войну!