– А-а-а!
Гильзы в последний раз застучали по гофрированному железу. Звон – звон – звон. Крик лопастей. Чернота, битая на осколки. Бег, бег. Огненный воздух в разорванных легких. Рука Прибора на его лямке РПС. Рывок – Михалыч вяло шевелит ногами.
– Шура, блядь, что…
Перекошенное лицо Прибора, злой рот, дикие глаза навыкат. Вопит что-то через вату. Не понять.
– Шевелись, старый. …нах… …зда.
Михалыч послушно припадает с ноги на ногу, ломаются колени.
– Что? Что?
Шура рвет его что есть сил за собой, ноги отрываются от земли. Михалыч, чтобы не упасть, валится вперед, перебирая непослушными ногами.
– Всем …зда! – Стробоскопом мелькает ночь, вслед через секунды длинное-предлинное р-р-р-р-р-р. Далеко. Очень далеко. Глухой топот чужого винта. Они спотыкаются о кочку и валятся слаженно через упругий камыш в стоячую завонявшуюся воду. – Все…
Роджер оседлал стул, в руке – стеклянная кружка. Потягивая горяченный кофе, он тягуче размышлял:
– У меня три «мужика» есть. Два в Чечне. Десять лет. Прапором. Один тут, – он потряс левой кистью, обезображенной шрамами. Переломанные лучевые кости делали ее похожей на куриную лапку. – Заслуженно!
Коля шумно втянул воздух, охлаждая обожженный язык, и логично подвел черту:
– И четвертого возьму. Здесь! – Он допил остатки, запрокинув голову и двигая кадыком. Сбросил несуществующие капли на песок. Потянулся. – Так что, братцы, не обессудьте – работать будем много. Рисковать часто.
Братцы стояли вкруг, третий взвод, сборная солянка. Чумазые, раздетые по пояс, разного возраста и племени. Разразившаяся давеча пыльная буря разнесла палатки и вместо подготовки к завтрашнему выходу заставила поработать кайлом да лопатой. У многих – сдвинутые на лоб тактические очки, лица припорошены рыжей марсианской пылью. Руки и плечи в татуировках. У кого руническая вязь, где скандинавские руны, кресты и прочее, прочее. Как шутил Комбат, проще будет жмуров опознавать и пазлы из рук-ног складывать. И тут Роджер поставил жирную точку:
– Я научу вас, как надо умирать.
Лица вытянулись. У первоходов – побелели. Маленький Кот громко выдохнул:
– Пиздец!
Мат разбился о молчание и был подхвачен скользким ветром. Между взводником и людьми повисла неловкая пауза. Быстро темнело. Роджер всматривался в темные силуэты, будто вырезанные из бархатной бумаги. Он закинул руки за голову, скрестив пальцы. Откинулся на спинку стула. Ножки опасно провалились, и трон пошатнулся. Баран Марат, прикупленный к двадцать третьему февраля, жалобно заблеял из загона.