Мэл собиралась начать все сначала, чего бы это ей ни стоило. Назад возвращаться было некуда; она не хотела, чтобы хоть что-то связывало ее с Лос-Анджелесом. Теперь, когда дела в Вирджин-Ривер пошли не так, как планировалось, Мэл решила задержаться тут на пару дней, чтобы помочь Доку, а затем отправиться дальше, в Колорадо. «Что ж, – подумала она, – хорошо будет оказаться рядом с Джоуи, Биллом и их детишками. Я легко могу начать новую жизнь где угодно, в том числе и у них».
Мэл и Джоуи всегда держались друг за друга. Джоуи была на четыре года старше и вышла замуж за Билла пятнадцать лет назад. Их мать умерла, когда Мэл было всего четыре года – девушка едва могла ее вспомнить. А их отец был значительно старше матери. Он мирно скончался десять лет назад в своем лейзибой-кресле[14], дожив до семидесяти.
Родители Марка были еще в добром здравии, проживая в Лос-Анджелесе, но она никогда не пылала к ним особой любовью. Они всегда относились к ней сдержанно, даже с прохладой. Смерть Марка ненадолго их сблизила, но ей потребовалось всего несколько месяцев, чтобы осознать: за все это время они ни разу ей не позвонили. Она связалась с ними, чтобы проверить, как им удается справляться со своим горем, но, похоже, эти люди просто позволили себе забыть о ее существовании. Мэл не удивилась, заметив, что совершенно по ним не скучает. Она даже не сообщила им, что уезжает из города.
Правда, у нее там остались прекрасные друзья. Подруги из школы медсестер и больницы. Они регулярно ей звонили. Вытаскивали ее из дома. Позволяли ей при встречах вспоминать Марка и заливаться слезами. Но спустя некоторое время, хотя Мэл их искренне любила, она начала связывать их с фактом смерти Марка. Жалостливого выражения в их глазах при очередной встрече было достаточно, чтобы пробудить ее боль. Как будто вокруг все свернулось в одну большую и тугую петлю безнадежности. Она всего лишь страстно хотела начать все сначала. Найти место, где никто не знал, насколько тусклой и бессмысленной стала ее жизнь.
Позднее днем Мэл передала ребенка на попечение Дока, а сама отправилась в душ; она с наслаждением стояла под струями воды, оттирая себя от грязи мочалкой с головы до пят. Вымывшись и просушив волосы, она надела длинную фланелевую ночную рубашку, большие пушистые тапочки, а затем спустилась в кабинет Дока, чтобы забрать младенца и бутылку с детской смесью. Надо было видеть выражение его лица, когда он увидел ее в таком виде. От удивления его глаза округлились, словно блюдца.