Еще бы – ленинский протеже прекрасно видел и слышал, как реагировали тысячи собравшихся на площади людей на триумфальные выкрики Льва Давыдовича.
– Даешь!
– Ура!
Красноармейцы громко, хотя несколько вразнобой, поддержали призыв. Тут Троцкий машинально отметил, что ранее «на Варшаву или Берлин» кричали куда как задорнее. Видимо, русским мужикам, которые составляли большинство в полках, перспектива дойти победным маршем до Парижа стала несколько если не пугать, то напрягать изрядно.
– Хох!!!
– Хайль!!!
Зато на его искренний выкрик яростно и хрипло, на одном вздохе грянули немецкие колонны. Лица солдат, одетых в «фельдграу» внушали нешуточную надежду. Такие обязательно дойдут до Парижа, как и шесть лет назад. И не только – сейчас даже на зубах доползут, желая взять реванш за все унижения и нищету.
– Да здравствует мировая револю…
Договорить Троцкий не смог – страшный удар в живот не только перехватил дыхание до потемнения в глазах, но и отбросил председателя РВС на стоящих за спиной адъютантов.
Впервые в жизни он почувствовал себя так странно. Словно среди белого дня смотрит синематограф, в аппарате заело пленку, которая стала медленно тянуться, чуть ли не по кадрам. Полностью пропал слух, установилась давящая, мертвящая сердце тишина.
Стоявший рядом с ним главком Каменев медленно, очень медленно повернулся ко Льву Давыдовичу – тот, будто впервые в жизни, с отчетливой пронзительностью видел каждую черточку на его лице, чуть ли не любой волосок в пышных и длинных, истинно шляхетских усах. И тут лоб главкома словно взорвался, как переспелый арбуз, выбросив массу красной и теплой мякоти прямо в лицо Троцкого.
– А-а!
От собственного крика, пропитанного болью и ужасом, председатель РВС очнулся, время снова убыстрило свой ход, на разум и все чувства обрушились звуки.
– Что такое, товарищи?!
– Главкома убили!!!
– Твою мать!!!
Адъютант с исказившимся лицом прыгнул вперед и прикрыл Троцкого собственным телом, а его неожиданно крепкие и сильные ладони буквально пригнули к дощатому помосту. Лев Давыдович хотел возмутиться, но тут же к нему вернулась способность размышлять.
«В меня целили! Но панцирь выдержал. А вторым выстрелом Каменеву голову разнесли». – Троцкий сжался в тугой комочек, представив, как неведомый стрелок ищет его в прицеле.
Захотелось жить как никогда, до боли каждой клеточки тела. Он чуть ли не заскулил, стараясь сделаться как можно меньше и вжимаясь всей грудью в начищенный до блеска сапог.