– У меня жизнь так сложилась: родился в Москве, а лето проводил на Оке. Отец мой был сыном священника в Тульской губернии. Усердие и просвещенность деда отметили и направили его в город Алексин священником – это 200 верст от Москвы. Дом, где его поселили, стоит до сих пор. Там до недавнего времени жила моя тетка – Дина Алексеевна. Сейчас-то она у нас. Мы договорились с местной властью, чтобы на этом доме установили мемориальную доску. Мы оплатим…
История моего отца прелюбопытная. Алексин стоит на Оке. Место прелестное. Но советская власть изгадила город, замусорила. Построенный химкомбинат все отравил. Когда ветер повернет с той стороны – хоть противогаз надевай… Когда я последний раз там побывал – боль перехватила грудь. До революции интеллигенция туда приезжала на отдых. Году в 1910-м, летом, пожаловали артисты Малого театра. А отец и два его брата были от природы очень музыкальны. Всего-то их было семеро братьев. И все имели духовное образование. А эти трое стали профессиональными музыкантами. Один мой дядя, профессор, виолончелист, всю жизнь играл в оркестре. Второй был хормейстером. Отец играл на скрипке. Мог играть на всех инструментах. Его одаренность и феноменальную музыкальную память заметила знаменитая актриса Вера Николаевна Пашенная. Великого сердца женщина на свои деньги привезла его в Москву. А ведь на лошадях надо было ехать до Серпухова, оттуда на поезде. Или на пароходе плыть от Алексина в столицу. Показала она Костю Щедрина ректору Московской консерватории – знаменитому композитору Ипполитову-Иванову. У доброй женщины на все нашлось время. Композитора поразила одаренность мальчика, и его приняли на подготовительный курс. Пашенная два года содержала талантливого студента на свои деньги. В 1917 году Константин Щедрин закончил консерваторию, вернулся в Алексин и основал там музыкальную школу.
– Знаю, что два его брата при Сталине погибли.
– Репрессированные не были музыкантами. Но над всеми братьями висела смертельная опасность.
– Вы, московский мальчик, любили бывать в Алексине?
– Летом меня всегда привозили. Ехали на лошадях. Я там еще застал подлинный народный музыкальный дух. Звонили колокола, и под этот звон народ выпивал, а потом веселился. Частушки я слышал не по радио – своими ушами. До сих пор помню эти чудные пьяные песни. Я бы мог их спеть, но они такие, что меня за них сразу арестуют.