– Все путем, командир! – не снимая с лица улыбку, стонет несостоявшийся рэкетир и проезжает мимо меня в операционную.
– Опять посадят? – интересуюсь напоследок у полицейских.
– Скорее всего, да! – кивает разговорчивый сержант и, поправив сползающий с плеча автомат, ускоряет шаг.
– Нда-а, дела! – говорю сам себе. – Не смог перестроиться мужик, так и остался там, в девяностых.
Это уже не первый случай. К нам не часто, но доставляют представителей «братвы» прошлых лет. «Отмотав» приличный срок, они опять сбиваются в стаи, пытаясь отвоевать свое место под солнцем. Но правила игры давно изменились. Нынче предприниматели стали другими. И везут бедолаг то с огнестрельными, то с ножевыми ранениями, полученными в попытках наверстать упущенные годы…
Этот борец, судя по сопроводительному талону «скорой помощи», мой ровесник. Мы с ним в одно и то же время ходили в советский садик, учились в советской школе, служили в советской армии. Грянула перестройка, и наши пути разошлись.
– Хирурга! Срочно! – кто-то истошно орет из хирургической смотровой. Голос возвращает меня в реальность: сейчас начало седьмого утра, а в нашей смотровой нет ни одного дежурного врача. Я сам же послал сидевшего там с интернами Альберта в операционную. Чертыхаюсь про себя, но бегу на голос – больше никого из наших поблизости нет.
– Дмитрий Андреевич, – говорит заспанный медбрат Федя, – «скорики» привезли девушку пьяненькую, сбросили на нашу каталку и тут же испарились. Держите «сопроводок», – он протягивает мне серый бумажный прямоугольник документа, где скачущими крупными буквами выведен диагноз направившего учреждения: «Острый хирургический живот».
– Что с вами произошло? – стараясь говорить мягко, обращаюсь к пациентке лет двадцати пяти с приятным лицом.
– Ж-ж-живот болит, – с трудом ворочая языком, выговаривает дама. От нее за версту несет свежевыпитым дешевым алкоголем.
– А зачем пила в таком случае?
– Так болит же ж-ж-живот? – удивляется больная, пытаясь сфокусировать на мне взгляд изрядно осоловевших глаз. – Хряпнула портвешка, ч-ч-ч-тоб не так ныло.
– Чудненько, – не торопясь, стягиваю с нее теплое домашнее одеяло.
– А сколько времени уже болит? – Получить ответ я не успеваю, потому что с каталки на пол разливается мутная жидкость.
– От же зараза! – причитает сзади меня Федор. – Обмочилась! Ты что, сказать не могла, что в туалет хочешь? Кто теперь убирать твою мочу станет? Я?