– Как так?
– Так задумано, чтоб больные не разгуливали по больнице. Вниз и верх идет только лифт.
– А лестница? А вдруг пожар приключится?
– Лестница открыта только со второго этажа, а на первом она заперта на ключ. Если пожар или другое ЧП, в приемном покое ее должны открыть и начать эвакуацию.
– Забавно как! Ладно, бог с ней с заведующей, еще найду время пообщаться…
Спустившись к себе в комнату, вижу, что во дворе больницы особых перемен нет: ни машин «скорой помощи», ни толп больных и изувеченных, жаждущих помощи. Через открытые окна я слышу только неподвижную тишину да далекие крики чаек.
В это время года у Белого моря стоит полярный день. Солнце вскоре скатилось за кромку леса, синеющего у горизонта, и наступило что-то вроде сумерек, но ожидаемая мною темнота так и не накрыла Карельск. Я лежу на кровати и продолжаю читать, хотя часы уже показывают полночь: естественного освещения вполне достаточно, чтобы читать мелкий текст. Я как-то не привык спать при свете, но, промучившись с полчаса, кое-как засыпаю.
Около трех часов ночи я неожиданно просыпаюсь от специфического хлопанья автомобильных дверей и каких-то истошных криков, доносящихся снаружи. Чей-то зычный голос требует, чтобы немедленно отворили двери приемного покоя.
«Началось! – мелькает у меня в голове. – Привезли крайне тяжелого пациента, и, возможно, понадобится моя помощь. Надо прояснить обстановку». Я стремглав бросаюсь к окну.
– Да идите вы все в жопу! Стю-ар-дес-са по имени Жа-анна! – раздается с улицы, там двое в полицейской форме за руки вытаскивают из служебной машины отчаянно сопротивляющегося человека. – Отстаньте все от меня! – вопит пьяный громила. – Вы завтра все будете уволены! Стюардес-са по имени Жа-анна!..
Тут из-за угла выруливает еще одна патрульная машина, из нее выскакивают трое полицейских, и уже впятером тащат упирающегося здоровяка к дверям приемного покоя. Вскоре фанат Преснякова-младшего скрывается со своими конвойными в подъезде, а я теряюсь в догадках: что бы все это значило?
Минут через тридцать снизу доносятся приглушенные голоса. Здоровяк понуро идет впереди, сзади выступают служители закона, лениво перебрасываясь между собой короткими фразами. Песен больше он не распевает, не вырывается и не пугает своими связями. Выпивоху сажают в полицейский уазик, который тотчас уезжает в неизвестном мне направлении. Вторая полицейская машина остается около больницы, а два патрульных молча курят рядом.