Катрин глянула на винтовку и чуть не заскулила от разочарования. Всего каких-то метров десять, а не подберешься. Из трехлинейки сняла бы пару фрицев, и мяукнуть бы не успели.
Немец поднялся, поднес к глазам бинокль. Точно, тот самый. Несмотря на каску, Катрин узнала рыжего родственника покойного Ганса.
С того берега не стреляли. Понятно, этого астронома с биноклем хлопнешь, а остальные головы не дадут поднять.
Рыжий ничего не разглядел, опустил бинокль и закричал:
– Русский солдат! Сдавайсь! Комиссар нет. Война плохо. Жить корошо. Выходи.
– Выходи, подлый трус, – пробормотала Катрин про себя, прицеливаясь и прикидывая, попадет или нет.
– Иду! – тоненько-тоненько взвизгнули на той стороне.
Голос Катрин не узнала. Мелькнула мысль о какой-то странной хитрости.
И тут же она увидела Сопычева. Радист удивительно быстро, на полусогнутых ногах бежал к мосту. Несмотря на согбенное положение, он умудрялся высоко держать поднятые руки. В одной был зажат штык, в другой красноармейская книжка.
– Них шиссен! – тонко и высоко голосил ефрейтор. – Я ценный! Радио знаю! Не стреляйте!
Вид Сопычева был странен и пугающ. Небывалая поза и скорость передвижения, нечеловечески визгливый голос поражали.
«Да разве ты могла ехать с таким гоблином в одной машине?»
Одновременно захлопали выстрелы с обеих сторон. Почему стреляли лейтенант с Николаичем, девушка вполне понимала. Почему принялись палить немцы? Возможно, их тоже напугал этот обезьяний бег. Или они заподозрили в дурацком штыке и рыжеватой книжице коварную уловку большевистского фанатика? Или просто мстили за подстреленных в недавней стычке товарищей?
Стреляли много и часто. Короткие и длинные очереди «МП-38», резкие хлопки карабинов. Немцы разбежались вокруг своих драндулетов, стреляли с колена, коротко привставая из-за укрытия. Один из мотоциклистов удобно залег на пригорочке. С того берега отвечали реже, но одна винтовка высаживала обойму за обоймой, словно автомат. Николаич старается. Это же ему не баранку крутить. Куда гонит?
Катрин чувствовала себя дура дурой. Отсюда стрелять – только себя раскроешь. Выползешь – одного-двух подстрелишь, а куда потом с голой дороги деваться?
Перед мостом замер подстреленный с двух сторон Сопычев. Брать пример с этого вороха тряпья ни в коем случае не хотелось.