Женщина, видимо, чувствовала что-то неладное.
– Что вы боитесь, мадам, – успокаивал я ее. – Вот сейчас мы придем ко мне, получите деньги, и все будет кончено.
Осталось несколько шагов до комендатуры.
– Ох! Я больше не могу идти. Я не хочу идти дальше. Мне страшно. Слушайте, это же ОГПУ! – выговорила она, уже чуть не плача. В глазах ее виден испуг и ужас.
– Не бойтесь! Разрешите вас поддержать! – Я взял ее под руку и повел в комендатуру. Она покорно шла.
Длинная комната. Стоят три стола, отделенных деревянным барьером от посетителей. За первым столом сидит дежурный комендант. Темно-синяя фуражка с красным околышем, защитного цвета гимнастерка, неизменный револьвер на ремне через плечо. Темно-синие жандармские брюки заправлены в сапоги. У дверей стоит красноармеец с винтовкой.
– Товарищ дежурный, отправьте эту женщину под конвоем ко мне наверх, – обратился я к коменданту.
– Слушаю, товарищ Агабеков!
Я вышел из комендатуры. Уже в дверях я слышал грубый голос дежурного:
– Ваша фамилия, гражданка? – это он заполнял для нее пропуск в здание.
– Итак, гражданка, вам, я полагаю, запираться уже нечего. Скажите, где у вас спрятан товар и кто вам его доставляет? – спросил я.
Женщина сидела на стуле предо мной с бледным лицом, но она уже несколько пришла в себя и, видимо, приняла какое-то решение.
– У меня нет никакого товара, – ответила она.
– Как нет товара? А что же вы мне собирались продавать? – спросил я.
– Я только была посредником у другого человека. Если я продала бы товар, то взяла бы у хозяина. А у меня самой товара нет. Можете обыскать мою квартиру, – с жаром проговорила она.
– Ну, мы это сделаем без вашего предложения, а пока в таком случае скажите, у кого же вы должны были взять товар? – задал я вопрос.
– Ну, а это – хоть расстреляйте меня на месте – не скажу. Ни за что не скажу! – уже истерично кричит она.
– Что же, придется вам посидеть в подвале, пока не скажете, – спокойно сказал я.
– Товарищ красноармеец, – обратился я к часовому, сопровождавшему женщину ко мне и ожидавшему у двери, – отведите гражданку обратно в комендатуру, и пусть ее посадят до моего распоряжения.
Красноармеец подошел к женщине. Она встала и направилась к двери; однако, не дойдя, она резко повернулась и, рыдая, говорит:
– Ах, не сажайте меня в подвал. У меня ребенок, что я буду делать? Господи, Господи! Я все скажу, только не сажайте.