К папиросному заработку меня приобщил наш сосед Виталий Зайцев, известный на всю Москву. Он работал начальником отдела снабжения американского посольства и жил, как король. У него была жена, сероокая красавица Ксения. Жили они, несмотря на достаток, как все, в одной комнате коммунальной квартиры. Их комната была рядом с нашей. Виталий был патентованный жулик и не скрывал этого. Подворовывал в посольстве все, что мог, и спекулировал этим. У него была машина-иномарка, а тогда это была большая редкость в Москве. На ней он привозил домой блоки различных сигарет (Кент, Кэмел и др.), выдавал мне по несколько пачек в день, чтобы я торговал ими поштучно. Лучше всего шли самые дешевые американские сигареты Кэмел без фильтра, в мягких пачках. С каждой проданной пачки я получал от Виталия комиссионные (думаю, мизерные) и каждый день сдавал ему выручку. Иногда в качестве премии он подкидывал мне какую-нибудь вкусную жрачку. Как Вы думаете, знала ли моя замечательная и любимая мама о табачном бизнесе ее замечательного мальчика? В мои положительные качества стоит записать то, что, пропуская через себя каждый день сотни сигарет, сам я не курил. Никакого желания не было, хотя все мальчишки вокруг меня курили, и была возможность побаловаться не убойными русскими папиросами, а американскими сигаретами. Почему я в то время не курил? Почему не закурил вплоть до командировки в Бирму в 1962, через 17 лет?
Когда брат Илья закончил экономический факультет ВГИКа (Всесоюзный государственный институт кинематографа), я еще учился в последних классах школы. Меня его сокурсники хорошо знали как хорошего футболиста, баскетболиста и бегуна на любые дистанции, поскольку я выступал на соревнованиях за сборные команды ВГИКа, будто бы тоже был их студентом. Это была «липа», принятая в спорте.
Один из друзей брата, Марк Шадур, став после окончания директором каких-то кинокартин, приглашал меня подработать в качестве разнорабочего, т. е. носильщика всяческой тяжелой осветительной техники. Эти осветители были тяжеленные, а я хоть и был выносливым и ловким, но такие тяжелые предметы были мне не и по силам, и не по весу. Но я старался не подавать виду. Операторы почему-то называли эти длиннющие и тяжеленные осветители словом Бэби, хотя по весу они были совсем не Бэби. Иногда, когда я неудачно поднимал их, они опрокидывались, а я оказывался под ними. Потом брат Илья объяснил мне, что Марк Шадур платил мне гроши по сравнению с теми суммами, которые стояли в платежных ведомостях, в которых он давал мне расписываться. А разницу он, вероятно (или точно), забирал себе. Еще тогда, много лет назад формировалась система приписок, двойных ведомостей, белой, серой и черной зарплаты, которые махровым цветом расцвели сейчас.