Запахло холодом. Водкой, смешанной с кровью. Сверлящий, зубодробительный запах. Часть меня – та самая, которую я изо всех сил пытался заставить замолчать, – уже знала, что увидит. Так и произошло.
Над полом возникла макушка. Он все поднимался и поднимался, пока не шагнул в комнату.
Моей первой мыслью было: «Господи, да он с ног до головы облит кровью!» Моей второй мыслью было: «Я его знаю».
– Джимми? – пробормотал я.
Шесть футов и четыре дюйма, долговязый, бледный, темные волосы доходят до лацканов черного спортивного пиджака, от двадцати пяти до тридцати.
Это не был Джеймс.
Под спортивным пиджаком угадывалась сложная конструкция из ремней: карманы и крепления по бокам для равномерной нагрузки и заклепки, усиливающие их прочность. Как пояс электромонтажника, когда не обойтись без подручного инструмента. Инструменты, закрепленные на карабинах, терлись о черные джинсы; из отделений выглядывали зубило и плоскогубцы. Все вместе это должно было весить не меньше двенадцати фунтов, но человек стоял так, будто не замечал веса.
Правую руку длинноволосый держал за спиной.
– Дэниел, – сказал он неожиданно тихим и мягким голосом, даже не взглянув на пистолет в моей руке, – все уже готово. Идем.
– Ты спятил? Никуда я с тобой не пойду, твою мать! Мы поговорим здесь и сейчас. Кто ты и что тебе надо?
– Ты хочешь говорить, наставив на меня пистолет?
– Только бездушный псих способен убить собаку! Что ты держишь за спиной? Покажи!
Длинноволосый медленно вывел руку из-за спины, демонстрируя короткую палку – нечто среднее между полицейской дубинкой и бейсбольной битой. Не могу сказать, что я вздохнул с облегчением. По какой-то причине, вероятно, ему показалось, что палка справится с поставленной задачей лучше пистолета или ножа.
– Ты здесь один? Отвечай!
– Да, – ответил человек все так же тихо и мягко. – Разве ты не узнаешь меня?
– Кем был тот, кого я сбил?
– Почему бы тебе не убрать пистолет?
Я издал небольшой смешок.
– Ты не в том положении, чтобы приказывать мне.
– Если ты уберешь пистолет…
– Заткнись и слушай сюда.
Он смотрел на меня с волчьей пристальностью. Всякое дикое животное боится человека. Но бывает, что человек – сам как дикое животное. А такие люди не всегда боятся других людей. Иногда они их совсем не боятся.
– Слушаю, – спокойно произнес он.