– Примерно 60 километров, – машинально определил Майкл, прикинув среднюю скорость и время в пути.
Проехав еще километра два, кортеж после тщательной проверки пропусков через большие металлические ворота впустили на автомобильную стоянку трехэтажной усадьбы, огражденной высоким каменным забором. Усадьбу охраняли люди в штатских костюмах, но с автоматами наперевес.
– Четверо на входе, двое у дверей, еще человек восемь в глубине сада, – привычно просчитывал Майкл.
При входе в дом всех троих попросили сдать на хранение личное оружие. Американцы категорически отказались. Начальник охраны позвонил по внутреннему телефону и, получив разрешение, проводил всех по длинному коридору в торец здания, где неожиданно для 3-этажного дома старой постройки оказался вполне современный лифт. Все четверо зашли в кабину лифта, сопровождающий нажал кнопку третьего этажа.
В кабинет к шефу был допущен только Майкл с дипломатом, остальные остались в приемной, где милая русоволосая девушка сразу стала предлагать гостям чай с русскими пряниками и медом. Американцы расплылись в улыбках и немного расслабились.
В отделанном карельской березой кабинете за массивным столом сидел большой человек с волевым, усталым от нечеловеческого напряжения последних дней лицом. Майкл отстегнул наручник и передал хозяину кабинета дипломат.
– Мне и моим людям приказано сопровождать вас везде и после окончания операции немедленно доставить содержимое этого чемоданчика обратно в Нью-Йорк, – по-русски, почти без акцента сказал Майкл.
– Очень хорошо. Спасибо, – кивнул хозяин кабинета. – Я сообщу в Нью-Йорк о вашем прибытии.
– Нам приказано никуда не отходить от вас и обеспечить непрерывную охрану, – сказал Майкл Фиш.
– Вы что, и в сортир ходить со мной будете? – засмеялся хозяин кабинета, разливая по бокалам коньяк. – Никуда содержимое вашего чемоданчика отсюда не денется, здесь охрана, как у вас в Белом доме.
В другое время Майкл не стал бы пить, но хозяин кабинета излучал какую-то особую силу и уверенность, и спецназовец позволил себе немного расслабиться.
– Это наш, армянский, его сам Черчилль считал лучше французского, – говорил хозяин, широко улыбаясь.
– Когда операция начнется, вас позовут, а пока вы можете немного отдохнуть.
Большой человек по-отечески улыбнулся и проводил Майкла до дверей кабинета.