Заметив Ветту, Гавра указала сморщенным пальцем на окошко второго этажа.
– Госпожа звала, – гавкнула она, – сундук открыла. Пока ты гуляла, из Кирты кто-то с письмом прискакал.
– Что в нем было?
– Почем мне знать? – отмахнулась Гавра и поковыляла прочь, озираясь, наверное, в поисках Сташа. Ветта легко взбежала по скрипучей лестнице и нашла мать там, где и ожидала – в светлице, у сундука с платьями.
Госпожа Берта критически осматривала наряды дочери – вернее, те, что когда-то были ее нарядами, но перешли к Ветте, как только та подросла. Зеленое платье, лежавшее на крышке сундука и безнадежно вышедшее из моды много лет назад, очевидно, не устраивало госпожу Ольшанскую, но найти что-нибудь получше она не могла. Едва Ветта появилась в комнате, мать оглядела ее с ног до головы и задумчиво заметила:
– Если одолжить денег на хорошую ткань, я смогу сшить на тебя новый наряд.
Ветта начала понимать, в чем дело, но эта мысль ей совершенно не нравилась.
– И как мы будем отдавать долг?
– Я что-нибудь придумаю.
– В нашем положении, матушка…
Госпожа Берта сверкнула небесно-голубыми глазами так красноречиво, что Ветта осеклась. Мать тем же рассудительным тоном сказала:
– Из любого положения можно выйти.
Ветта не сумела сдержаться:
– Замуж, например?
– Приструни свое высокомерие. Тебе девятнадцать, пора бы уже.
«Будто я этого не знаю», – раздраженно подумала Ветта, прекрасно помнившая, как гордилась ее мать тем фактом, что начала рожать детей уже в пятнадцать лет. Маловажно, что выжили только двое, а к дню сегодняшнему осталась лишь Ветта. Полгода назад без вести пропал Войцех, ее старший брат и номинальный глава семьи. Номинальный – поскольку, во-первых, делами занималась госпожа Берта, и, во-вторых, от Старой Ольхи стараниями Войцеха осталась лишь сама ольха да трое последних Ольшанских. Как бы Ветта ни любила брата, нельзя было отрицать, что унаследованная им от отца безалаберность окончательно превратила имя господ Ольшанских в нарицательное, обозначающее людей, утопивших свое состояние в крепком алкоголе и других отнюдь не ароматных жидкостях.
Один из свидетелей, якобы видевших Войцеха после исчезновения, клялся, что тот всплыл у южного берега речки Подкиртовки – это был рыбак Янко из Малой Митлицы, человек возрастной и уважаемый, поэтому его слову многие поверили. Двое других, имена которых затерялись в вихре слухов, заверяли, что господин Ольшанский напился вусмерть и окочурился на заднем дворе корчмы – правда, один упоминал «Двух батраков», а второй – «У Петера».