Кроме общей ненадёжности, которую Михаил в упор
не замечал, был у Николая ещё один недостаток, не замечать который
не получалось. Школьный друг умел делать всё, особенно работать
языком, а с работой руками вышел незатык. Иносказательно говоря,
при работе с инструментом, плечевой пояс Николая оказывался в
районе тазовых костей, о чём неоднократно заявлял вечно красноносый
школьный трудовик - Михаил Потапович Хвыль, носивший говорящую за
себя кличку - Хмель. Вечно находясь под мухой или подшофе лёгкой
степени, Хмель не терял ума и золотых рук, росших у него из
правильного места. Трудовик органически не переваривал неумех,
являясь вторым преподавателем в школе, неоднократно пытавшимся
открыть Боярову глаза. Тщетно, юность не приемлет
авторитетов.
Григорий Басов, которому бы куда больше подошли
фамилии Ли, Ким или Пак, и какое-нибудь корейское имя, был невысок,
плотно сбит, круглолиц, плюшево-вальяжен и вечно по-корейски
невозмутим, но иногда его заклинивало как сейчас. С Григорием
Михаил подружился в армии, когда тот ещё был тонок и звонок, как-то
на пару с ним угодив на гауптвахту за пропуск на территорию части
«неустановленного лица». «Лицо», в принципе, было установленным и
являлось женой командира. Попробуй это «личико» не пропусти -
грехов не оберёшься. Кто же знал, что грехи навешивают и за
обратное? Какие тёрки возникли между супругами, караульным было
невдомёк, но озверевший комбат законопатил провинившихся на
батальонную «кичу». Там-то «холопы с трещащими чубами» выяснили
собственный земляческий статус с расстоянием отчих домов в триста
метров друг от друга. То-то радости было! Один город, только районы
разные с границей по бульвару.
Как говорил Григорий, он - плод пламенной любви
севера и востока. Папа - русский, с обильными вливаниями украинской
и татарской крови, а мама чистокровная кореянка, одарившая сына
внешностью выходца из страны «утренней свежести». Они встретились,
восток и запад, юг и север. Стоп, север и юг из уравнения
исключаем. В принципе, если верить словам плода русско-корейской
любви, ему было грех жаловаться. Мама любила папу, папа любил маму,
оба родителя души не чаяли в детях, папин ремень и нудные мамины
нотации не в счёт, как и выматывающие уроки иглоукалывания –
навыка, издревле передающегося по маминой линии из поколения в
поколение, но для полного счастья корейскому парню с русской
фамилией ещё бы папин рост и можно сказать, что жизнь удалась. Папа
у дитя двух народов имел косую сажень в плечах, да и росту он был
под притолоку, спичечного коробка не дотянув до двух метров. Мамины
метр пятьдесят с кепкой заканчивались где-то на уровне пупка папы,
а сын застрял посередине - маму перерос, до отца на голову не
дотянул. Не надо большого ума, чтобы догадаться о взаимной
неприязни, с первой встречи, возникшей между двумя друзьями
Михаила. Тактично умолчав о собственных выводах и неприятных
впечатлениях, Григорий сердцем, можно сказать нутром, не принял
Топорукова, сходу разглядев гнильцу и прилепив тому старое,
покрытое пылью лет, школьное прозвище, о котором Николай почти
позабыл за давностью лет. Видимо его гнилую натуру от острого глаза
не скроешь. Вот и сейчас яд соскользнул с языка, смачно облепив
неприятный образ.