- Я вас понимаю. Сама думаю, как жить
будем.
- То-то и оно. Тут элементарным переездом не
отделаемся. Фактически на натуральное хозяйство переходить
придётся. Сколько мы на продуктах долговременного хранения
продержимся? Несколько лет, а потом? Тряпки износятся, а те, что не
износятся, окажутся поточенными молью да изгрызенными мышами. А
жрать что прикажете? Техника заржавеет, порох тоже не вечен, так
что внукам-правнукам ничего не остаётся, как осваивать луки, стрелы
и мотыги, если мы не сохраним знания и хоть какой-то фундамент для
будущих поколений не заложим.
- Уж не поэтому ли вы, Михаил Павлович,
планируете переезд не в столь отдалённом будущем?
- И поэтому тоже, не надо иронии, Валентина
Петровна.
- Зовите меня Валентиной.
- Тогда и вы меня величайте
по-домашнему.
- «Дорогой», что ли? – улыбнулась женщина,
сверкнув в темноте белизной зубов.
- Как знать, - принял подачу Михаил, с лёгкость
меняя тему разговора, - глядишь и до этого дойдёт, «дорогая».
Давайте не будем форсировать события. Для начала определимся на
местности, обрастём мышцами, чтобы нас не схарчил кто бы там ни
был, а дальше видно будет. Мне сейчас не до амуров, честно
говоря.
- А я коров доить не умею, - будто невпопад
сказала Валентина.
- Ничего, я научу. Каждое лето в деревне у
бабушки с третьего по девятый класс даром не прошли. Бабушка
научила и корову доить, и козу. Руки помнят, как за вымя
тянуть.
- А вы завидный жених, Михаил Павлович! На все
руки мастер, как я погляжу. Простите, что я опять по открытой
ране.
- Эх, если бы, но растут они из нужного места,
надеюсь, а не из тазобедренной области. А рана… Знаете, я смирился.
У нас давно к этому шло. Не хочу искать и судить, кто из нас
виноват и кто больше. Наверное, оба в одинаковой степени. Я ведь
давно для себя решил, что детей не отдам, но как-то тяжело принять,
что их бросили. Вот так легко… До сих пор ни одного звонка на
мобильный, а связь ещё работает. Вот скажите, Валентина, чего вам,
женщинам, надо? Хотя, хотя ничего не говорите. Лиза и Сашка
переживают, мне они вида стараются не показывать, но я ведь не
слепец. Дурак – да, здесь согласен, но не слепой. Всё, больше не
будем об этом.
Тут за немой коробкой соседнего дома полыхнуло
особенно ярко, в небо взвился настоящий рой огненных пчёл. Длинные
красные языки голодного пламени потянулись к тучам. Безглазые тени
домов налились тяжёлой густотой и задрожали от поползшего во все
стороны гула. Несущие конструкции съедаемого ненасытным хищником
здания не выдержали напряжения. Нестерпимый жар огня подточил
прочность создания рук человеческих, обрушив сотни тонн бетона и
кирпича вниз. Напуганными овцами задрожали стёкла, вроде бы прочно
запакованные в тройные стеклопакеты.