Вот и заподозрил прозорливый Борщ, что Леонтий, аще затаил недоброе, непременно сунется в его сундучок, дабы обследовать содержимое. Тем и выдаст себя по некоей верной примете, равно и умению открывать чужой замок, не оставляя следов!
И утром следующего дня, опередив с прибытием Леонтия, обитавшего в отдалении и вечно запаздывавшего к началу трудового дня, кинулся тайный агент из Мурома к своему сундучку! Замок легко поддался, удостоверяя: аще и открывался, то ловко, а что обнаружилось во втором ряду поклажи – промеж холстинкой, чистой, и онучами, еще не надеванными? Аккуратно выпрямленная соломинка коя оставлялась перегнутой!
И стало неопровержимым Борщу: рылся у него сей, чуждый! А не заметил в полутьме контрольного знака, а предположив, что ненароком согнул соломинку, незамедлительно выправил оную! Не украшает сия небрежность при скрытном дознании! Налицо производственный брак!
Вслед задумался Борщ: кому передал Леонтий сведения о результатах тайного обыска? Ибо решительно не верил он, бывалый, в бескорыстную любознательность половинного ромейца на постоянном месте жительства в Тмутаракани. Вне сомнения, оный являлся тайным осведомителем! А чьим? Вот вопрос! Ведь давно уж сообразил Борщ, что сей многолюдный портовый град стратегического расположения нашпигован скрытниками отовсюду, аки полюбившаяся ему тут свиная колбаса – салом.
«А выявив, кому докладывает Леонтий, доложу хозяину! Вслед изгонит он изобличенного прощелыгу, способного и стукнуть ему на мя за мои проделки с ценами и сторонним промыслом», – вывел недавний агент-скрытник.
И приступил к действиям…
XIII
– Зрю: и ты с добычей, – снизошел до малой похвалы охамевшему дилетанту профессионал, упоенный своей сыскной удачливостью, однако остро переживавший навязанные ему Молчаном подчиненность, равно и обязательства измены высокому служебному долгу. Ибо от природы определено мужам – добрым, равно и недобрым, вечно соперничать друг с другом в большом и малом из самолюбия и гордыни, порой преступая пределы и заходя за флажки!
«Вот же неугомонный! Отнюдь не желает смириться, что побежден мною. Вовремя не пресечь, точно отобьется от моих руце! А ведь не заслужил еще освобождение от мя. Пора ставить на место!» – определился Молчан. И приступил к сему, молвив самым равнодушным тоном, будто о пустяшном: