Зюзюкин достал планшет и протянул старшине. Офицер уже давно догадался, но об этом старался молчать: Игнат Севастьянович был дворянского рода и скорее всего во время русско-германской войны был не простым солдатом. О том, что Сухомлинов был офицером, говорило многое, как ни пытался скрыть он это под маской разночинца. Чувствовалась хватка. Особенно его советы в те моменты, когда молодого лейтенанта, угодившего на фронт зеленым и необстрелянным юнцом, прямо из учебки, охватывала паника и тот не знал, как поступить в той или
иной ситуации. В качестве благодарности никакой информации особистам о странном солдате. Незачем им знать, что среди коммунистов есть офицер царской армии. Если человек в возрасте пошел на фронт добровольцем, так уж точно не для того, чтобы переходить на сторону врага, с которым он воевал еще в Первую мировую войну, а скорее для того, чтобы как-то защитить свое отечество. Ведь не убежал же он после революции в эмиграцию. Единственное, что смог для того сделать Зюзюкин, насчет этого Игнат Севастьянович не возражал, было назначение его старшиной роты.
Сухомлинов минут пять рассматривал карту. Затем тукнул пальцем чуть левее от их места.
– Здесь находится брод, – проговорил он.
– Откуда вы знаете?
– Я так понимаю, я должен ответить, товарищ лейтенант?
– Должны.
– Во время русско-германской я с отрядом разведчиков попытался проникнуть как можно глубже в тыл врага. Мы дошли как раз до этих мест.
– Понятно, – проговорил лейтенант и взглянул на точку на карте, куда указал старшина. – Далековато, конечно, а правее ничего нет?
– Мост. Вот только нет гарантии, что он не разрушен или не находится под охраной.
– Можно попытаться прорваться…
– Тогда уж лучше в лоб, товарищ лейтенант. Здесь, по крайней мере, нет пулеметных точек на стенах замка. Можешь убедиться. Предлагаю послать разведку и проверить, прежде чем туда, – старшина указал рукой в сторону замка. – Пусть прощупают.
– Разведчиков так и так пошлем. А вот насчет пулеметных точек ты, сержант, верно отметил. У меня такое чувство, что, кроме обывателей, там, пожалуй, никого нет. А то, что флаг не сняли…
Договорить не успел. Из калитки в стене с огромной корзиной вышла молодая женщина. Черное платье, белый фартук, несмотря на холодную апрельскую погоду, на ногах туфельки. Она подошла к бельевой веревке, поставила плетеную корзину на землю и начала доставать из нее простыни. До русских донесся мотивчик какой-то незатейливой песенки. Молодка, не обращая ни на что внимания, пела. Зю-зюкину на мгновение показалось, что она вот-вот пустится в пляс.