– Милорд, – продолжал между тем Фогг, – я почту за честь помочь вам возобновить майорат.
– В этом нет необходимости.
Ответ Девона озадачил и управляющего имением, и адвоката.
– Милорд, – сказал Тотхилл, – смею вас заверить, мистер Фогг компетентен в подобных вопросах. Он уже дважды помогал переоформить порядок наследования для Рейвенелов.
– Нисколько не сомневаюсь. – Девон откинулся на спинку стула и расслабился, закинув ногу на угол стола. – Однако не хочу, чтобы меня ограничивали условия майората, поскольку намерен продать поместье.
Его заявление повергло обоих стариков в шок, потом Тотхилл все же осмелился спросить:
– Какую часть поместья?
– Все, включая дом.
И управляющий, и адвокат обрушили на него град протестов: приорат Эверсби – историческое наследие, добытое трудами и жертвами его предков… Девон не сможет занять сколько-нибудь достойное положение в обществе, если не сохранит хотя бы часть поместья… Он ведь не желает обречь потомков на позор, завещав им титул без земли…
Девон жестом заставил обоих замолчать и бесстрастно сказал:
– Попытка сохранить приорат Эверсби потребует таких усилий, каких не стоит. Ни один здравомыслящий человек не станет с этим спорить. Что же касается моих потомков, то их не будет, поскольку я не намерен жениться.
Управляющий поместьем с мольбой посмотрел на Уэстона.
– Мистер Рейвенел, неужели и вы поддерживаете брата в этом безрассудстве?
Уэстон вытянул руки ладонями вверх, словно держал чаши весов, и сравнил невидимые грузы.
– На одной чаше ответственность, которую придется нести всю жизнь, долги и тяжкий труд, на другой – свобода и удовольствия. Неужели нужно делать выбор?
Не дав старикам времени ответить, Девон сказал:
– Вопрос решен. Для начала я хочу получить список всех капиталовложений, долгов и договоров, а также полную опись всего имущества в поместье и в лондонском доме, включая картины, гобелены, ковры, мебель, бронзу, мрамор, столовое серебро и содержимое теплиц, конюшен и каретного сарая.
– Милорд, желаете ли вы получить оценку всего поголовья? – вяло поинтересовался Тотхилл.
– Разумеется.
– Только не моего коня! – вмешался в разговор новый голос, и все четверо повернулись к двери, где, прямая и несгибаемая, как сабля, стояла Кэтлин и с нескрываемым презрением смотрела на Девона. – Арабский скакун принадлежит мне.