Полки, участвовавшие в перевороте, были успокоены, возвращены в казармы и к своей прежней службе; наказанные и сосланные сначала Елизаветой, а потом Петром, сторонники самой Екатерины возвращены из ссылки, остальная работа и не прерывалась, разве что на пару первых дней.
И все равно, многим показалось, что их обделили, что кто-то рядом получил чуть больше, хотелось еще и еще подарков и наград, особенно гвардии. Завидовали братьям Орловым…
Екатерина сразу же столкнулась с серьезным сопротивлением воспитателя своего сына Павла. Казалось бы, Никита Иванович Панин должен быть благодарен Екатерине больше других: что ожидало его в случае помещения в крепость Павла Петровича? Только соседняя камера. Ведь Петр III сына даже наследником не назвал и намеревался отправить в Шлиссельбургскую крепость вместе с матерью – Екатериной! Воспитателю царевича Павла Панину – прямая дорога туда же.
Но благодарность не входила в число достоинств умного Панина; он желал не воцарения Екатерины, а лишь ее регентства. Свергнут и убит Петр III? Прекрасно, значит, новым императором должен быть провозглашен юный Павел Петрович, а его мать Екатерина – только регентшей, причем в составе регентского совета. Ну и что, что это ради нее гвардейцы совершили переворот? Гвардейцы уже награждены, достаточно и того…
Вернувшийся из ссылки Бестужев тоже не считал возможным оставить Екатерину единовластной правительницей, но полагал иначе. Юный Павел на троне ему вовсе не нравился, потому как означал власть Панина: выход бывший канцлер видел в срочном замужестве Екатерины, только уже безо всяких голштинских родственников!
Казалось, Бестужев прав, немка на троне, причем просто свергнувшая, пусть и голштинца по рождению и духу, но все же внука Петрова, – это очень зыбко, тут для любых заговоров раздолье. В голове бывшего канцлера гранитной глыбой засела мысль о новом замужестве Екатерины.
Екатерине нужен муж, только кто?
Бестужев не придумал ничего лучше, как предложить Ивана Антоновича – царевича, еще в младенчестве свергнутого Елизаветой Петровной. Сам понимал, что нелепо, ведь Иван Антонович умом тронулся и от двадцати лет заключения одичал совсем, к тому же нездоров, зато законный государь. О том, как отнесется гвардия к воцарению того, кого эта же гвардия, пусть и двадцать лет назад свергла, Бестужев почему-то не думал.