– Хотя нет, – добавила она, – без папы все пропадет, он ведь у нас гроза телефонных воришек.
Протянув руку к декольте жены, Тимохин одернул вниз топ, заглянув глубже. Марина шлепнула его по руке. Оля, уже уставшая ждать маму, начала что-то ковырять в стене. Из кухни вышел Игорь.
– Пап, арестуй маму, она неуважительно относится к стражу порядка, – внес он свой вклад в утренний семейный полилог.
Марина выпрямилась, готовая дать достойный ответ и сыну, но заметила занятие Оли.
– Дочка, не нужно портить квартиру, за которую, – выразительный взгляд на мужа, – мама еще не расплатилась.
Взяв Олю за руку, Марина вышла, захлопнув дверь перед носом Тимохина, намеревавшегося чмокнуть обеих на прощание.
Задержаться на лестничной площадке у почтовых ящиков Тимохина заставили нарисованные мелом на почтовых ящиках крестики. Соседка, пожилая женщина, также в раздумье созерцала необычные художества.
– Здравствуйте, Елена Андреевна, – поздоровался Тимохин.
– А, Алексей. Вот полюбуйся.
– Крестики? – спросил он.
– Они, родимые, – кивнула Елена Андреевна. – И на моем, вот, стоит. И на Марии Степановны с седьмого.
– А на моем не стоит.
– Ну вот и думай теперь, что хотели…
Она, кряхтя, спустилась по лестнице на первый этаж.
– Кто хотел? – спросил Тимохин, спускаясь следом.
– А шастали тут двое. Темненькие. Не русские, кажись. Спросила, чего хулиганят.
Елена Андреевна остановилась у двери в свою квартиру.
– И что? – уточнил он.
Соседка пожала плечами и скрылась за дверью, не ответив. Тимохин тоже пожал плечами, постоял секунду, затем вернулся к ящикам и переписал номера отмеченных крестиками в свой блокнот. Теперь пора было спешить в участок.
Проходя по двору, Тимохин увидел впереди, у следующей девятиэтажной панельки, двух подростков, рисующих что-то на стене дома.
Он неслышно подошел к ним сзади – на стене крупными черными буквами красовался номер телефона. Мальчишки были в легких кофтах с накинутыми на головы капюшонами, рюкзаками за спинами. Наверное, немного старше Игоря, прикинул про себя Тимохин. Один держал в руке баллончик с краской.
– Восьмерка кривовато получилась, – отметил вслух Тимохин.
Парни резко обернулись.
Изображая ценителя живописи, зажав рабочую папку локтем, прищуривая глаза и массируя подбородок, Тимохин делал вид, что внимательно рассматривает надпись, как будто картиной любуется. На самом деле, он уже запомнил особые приметы парней. Сережка в ухе белобрысого и шрам над левой бровью, у лысого на шее виднеется часть татуировки – крыло, на пальце крупный перстень.