Обе дамы, решив, что их ждёт продолжение посягательств этого явно нездорового парня на их «комиссарские тела», если он решит двинуться обратно, шарахнулись от голого Эдика как от чумного и, забыв отодвинуть стулья, дружно завалились на пол.
«Да тебя, придурка, не в армию, тебя в психушку надо!» – молвил старлей, перегнулся через стол, сгрёб Эдика и как игрушку переставил по другую сторону стола.
Комсомолка в ужасе поправляла задравшуюся юбку, а партийная инструкторша, растерявшая весь свой годами обретаемый лоск, тут же начала судорожно шарить руками под столом, пытаясь отыскать выпавший во время падения шиньон из её причёски «а-ля пирамида Хеопса». Наконец, она его нащупала, выдернула из-под сапога милиционера и выскочила, как ошпаренная, из зала.
Новобранцы, наблюдавшие весь этот цирк и сгрудившиеся возле противоположной от стола стены, давились от смеха и злорадно переводили глаза то на растрёпанных женщин, то на шутника милиционера. Последний виновато поглядывал на военкома, который, в свою очередь, злился на мента, по вине которого случилось всё это представление. Подполковник уже рисовал в своих мыслях, в каких выражениях и оценках инструкторша нажалуется первому секретарю райкома партии, и тот будет звонить военкому и отчитывать его за «непартийное» поведение и нанесение урона авторитету партии.
Вопросов Эдику никто не задавал. Военком быстро принял решение: «Этого – в инженерные войска!». Эдик, было, заикнулся: «А в комсомол принять?» – но все сделали вид, будто не расслышали вопроса.
Не чувствуя подвоха, Эдик удовлетворённо вздохнул и улыбнулся, довольный тем, сколь безошибочно оценили его способности и сразу в «умные войска» определили. Но через пару минут его хорошее настроение уступило место беспросветной тоске. Он сидел на скамье среди бывших уголовников – с синюшными от лагерных татуировок руками и общающихся меж собой на своём блатном языке. Всех их тоже определили в «умные войска» под названием «стройбат», которые командиры, в издёвку, называли «инженерными».
По прибытии в воинскую часть, Эдик получил новенькую форму и сапоги. Ему отвели место в казарме по соседству с каким-то служивым, более похожим на уголовного авторитета, который тут же приглядел новенькую обувку Эдика и уверенным движением ноги подвинул сапоги к себе.