На словах «я влюблён в тебя Россия, влюблён» Ваня очнулся. Лицо его было мокрым от слез. Влага каплями текла по телу, будто и оно тоже плакало от счастья. Ваня еще некоторое время переживал духовный подъем, но уже медленно скатывался в обычную реальность. Вокруг он видел не поле, а голых людей, сидящих на лавках или лежащих вповалку. Пар неприятно лип к телу. Ваня вышел из парилки. Ему было достаточно. Он прыгнул в купель, поплыл, широко разгребая воду, будто обнимая ее и огромную свою родину, которую он теперь беззаветно любил.
– Не, я тебя прописку делать не буду, – он смотрел на меня с брезгливым сомнением, будто видел перед собой не двоюродную племянницу из Ташкента, а селедку не первой свежести на рыбном лотке. Тоже мне, родственничек, подумала я.
– Да не нужна мне прописка, мне регистрация нужна. Вам это вообще ничем не грозит.
– Регистрация, прописка, один хрен. Я тебе в этих делах не помощник, – мелкий узбек с водянистыми глазками и хитрой усмешкой не был похож ни на моего отца, ни на его брата, ни на братьев брата, ни на сестер его – короче, не наш какой-то. Его, наверное, мать от соседа родила. Ну и хрен с тобой. Пусть твои «детьма» вот так же в чужом городе маются, как я в Москве.
Он почуял мое проклятье, потому что у него дернулась щека, словно он ишак, на которого села муха.
– Есть тут недалеко человек, – сказал этот двоюродный, будь он трижды проклят, дядя. – Пошли.
И мы пошли. Я бежала за ним по асфальту, мимо домов, по переходу. Навстречу валил поток людей. Мне вдруг захотелось в нем затеряться. Но регистрация была очень нужна, а покупать ее стоило двести баксов.
Мы подошли к странному угловому зданию, которое крыльями расходилось в стороны. В нем было этажей шесть, центральный корпус возвышался над остальными и заканчивался украшениями то ли в готическом, то ли в античном стиле, а еще выше торчала часовенка. Здание выделялось среди прочих строений, казалось искривленным. У меня даже голова закружилась, а в глазах поплыло.
Мы поднялись на пятый этаж на лифте, позвонили в железную дверь. Загремел замок и нам открыл бабай в халате: высокий, пузатый, длинные распущенные волосы и борода, заплетённая в косичку. Мужчины тогда бороды не носили, это сейчас каждый второй похож на батюшку, спешащего к обедне на самокате, а тогда бородатый мужик напоминал джина, старика Хоттабыча. Мне захотелось вырвать волос из седой бороды и загадать желание: трах-тибидох-ахалай-махалай, хочу регистрацию в Москве, а лучше – постоянную прописку.