Кто-то в зале уже включил свет. Но никого еще не было видно. Странно, но сейчас ужасно не хотелось слышать поздравления в свой адрес. Рукопожатия, удары по спине. Хочется попросту забыть этот день. Ровно четвертак. А на душе скребут кошки, будто уже девяносто. Вроде бы вчера был еще ребенком. Играл в детство.
Хотя детство – в детдоме его почти не было. Колония с послабленными понятиями. Чуть проще, чем зоновская феня, но со своей извилиной. Потом уверенный уход из стен приюта. И страх. Волчьи ощущения ненужности. Оказывается в мегаполисе можно загнуться раньше, чем в интернате. Попросту исчезнуть, как автомобиль на МКАДе. Свернуть на объездную дорогу. И в этом муравейнике никто ничего не заметит.
Годом ранее, вообще казалось, что уже умер. Правда, не в огромной Москве, а в маленькой Швеции.
«На чужой земле живым сошел в могилу. Лежа в холодной яме, тихо на распев подбирал слова и пропихивал в рыхлую землю записку, с просьбой о помощи, но там наверху: последняя грязь отпала от лопаты, ляпнув на небольшой бугорок комком черной золы. И все, отвернувшись, ушли».
Никита не помнил себя таким несчастным, как в тот зимний вечер.
Надравшись виски, он приполз пьяный в палату и упал на застеленную кушетку, лицом в подушку.
Его укололи тонкой иглой в сердце. А дальше: густая темнота и холод в пальцах.
Артема не было.
Он шарил по пустым коридорам больницы, высматривая наживу для обоих.
Подумать только: он занимался сексом с его Ликой, а сегодня уже печется о нем.
Белый провод с лампой, цвета извести, тихо качался от сквозняка.
Вот, что еще запомнилось.
Никита, вспомнил, что не закрыл шкаф в раздевалке и вернулся. Выйдя обратно, спустился по лестнице вниз, и минул длинный коридор.
Толкнул ногой дверь и застыл.
Огромная толпа персонала плыла в его глазах, держа в руках фейерверки. Товарищи по работе громко распевали поздравление на английский манер.
Никита потупил глаза. Сил благодарить не было. Все шло не так, как надо. Вряд ли кто подарит дорогу назад в день рождения.
А если подарит, разве можно изменить прошлое?
Швеция
(январь 2011 года)
Что было дальше? Дальше была черная пустота перед глазами и знакомое чувство. Чувство, которое, как шкура волка всегда с тобой.
Смысла не имело рассуждать, как жить теперь.
Артем вел себя так, будто ничего не произошло. Травил байки, шептал на ухо, когда сидели в ресторане для душевнобольных, тыкая пальцами в московских толстяков, которые лишившись третьего состояния, начали сходить с ума, перед лицом бедности.