Внизу живота Никита чувствует легкое истомное напряжение. Левым глазом он разрезает центр зала. Словом пасет трех толстяков в обтягивающих смокингах. Те глотают большими кружками воду, ибо таков закон шведской больницы. Так сказать конституция терапии – никакого алкоголя.
Лика переманивает его взгляд, а Никита жадно уже смотрит на воду. Сушит невыносимо. И на то целых две причины. Три пингвина с бабками и симпатичная скейтерша, с неискушенными губами, которая носит имя Лика. Изначально мама ее назвала Гликерия. Но отец начал звать ее Лика. Что со шведского языка означает счастье, с арабского – сладкая, а с греческого – свидание. Конкретная магия имени. Это свидание, которое обещает Никите неиспробованную сладость. И судьба Лику занесла именно в Швецию.
Никита неискушен в любви, лишь в авантюрах знает толк. И вопрос, как острая льдина, режет Никиту напополам: «если у меня с ней все получится, то начну жить сначала, с белого листа. Найду работу».
И как только Никита прокрутил этот добродетельный монолог в своей голове и вспомнил рассказ Лики об ее имени, он заметил, что-то неладное. Лика опять врезалась на скорости в него глазами. Но это был совсем другой взгляд. Это как на чистой лазурной воде обнаружить маленькие воронки. Они, разумеется, ничего не утянут с собой на дно. Но все равно обращаешь на них внимание.
В круглом небольшом зале приглушили свет. И проникновенно заиграло фортепиано. Лика отвела взгляд в сторону, и Никита увидел, как она улыбнулась Артему. Только теперь, когда Никита почувствовал укол ревности, он понял, насколько ее накрашенные карамельной помадой губы могут быть сладкими.
Тут вдруг, нарушив правило не сближаться, чтобы больше обозревать, не терять из виду богатых толстосумов, подошел Артем к их столу. И предложил потанцевать Лике. Никита кивнул головой, но тут же об этом пожалел.
Никита поднес к своим губам стакан воды, закинул голову и опрокинул его в раз, будто там был алкоголь, в котором нуждался Никита.
Сам того не желая он смотрел на танцпол, где вышли поплясать толстяки. Теперь Никита резал левым глазом ту часть зала, где Лика танцевала с Артемом. Поначалу, Лика танцевала, будто ее принудили. Держалась, на расстоянии, двигалась, как оловянный солдат. А потом правая бретелька на вечернем темно-синем платье немного спала, и Артем положил жилистую ладонь, на обнаженное плечо, словно прихлопнул рукой муху. Лика не отпрянула и не застеснялась. Наоборот, в ней что-то открылось: глаза, стали смотреть широко, а потом томно полузакрытым ртом она что-то шепнула и засмеялась.