– Как тебя здесь зовут? – спросил незнакомец.
Действительно, как ее здесь зовут?
Ее не зовут, она сама зовет. Сама приглашает гостей и обходится без имени. Что ему ответить?
Тем временем пёс тоже заметил мечущийся на волнах бумажный кораблик, и, недолго размышляя, бросился в воду. Пса не смущала паутина из жадных водорослей, да он и не погружался в нее, пролетел несколько метров над поверхностью моря, схватил зубами добычу и вернулся к своему хозяину, не замочив лап.
– Молодец! Заслужил, – сказал незнакомец и достал из кармана сухарь.
Пес довольно захрустел.
Мужчина поднял кораблик, осторожно, стараясь не повредить намокшие бока, развернул газету. Пробежавшись глазами по рубрикам, нашел дату выпуска и весело присвистнул.
– Ого! Знаешь, какого года газетенка? Ельцинская эпоха, тысяча девятьсот девяносто восьмой. Мне тогда было одиннадцать. А тебе, Чайка, уже двенадцать. Ты в шестой класс ходила.
О чем он? На ее берегу нет времени, а у людей нет возраста. И у незнакомца тоже. Если заглянуть справа, то ему можно дать чуть больше тридцати, в его темных кудрявых волосах не видно ни одного седого волоса, а слева все пятьдесят, и голова наполовину белая.
– Как вы меня назвали?
– Чайка. Я вчера называл твое имя. Ты забыла? У тебя тут все наоборот, все вверх тормашками. С какой стати вороны белые, а чайки черные? Почему море сладкое? Почему вместо обычного песка сахарный. Что за детская фантазия? Ты никак не можешь повзрослеть?
Ей стало совсем нехорошо, даже мокрый собачий нос, отчего то предано и благодарно ткнувшийся в ее ладонь, не совершил чуда, не нажал на перемотку. Она присела, погладила пса по влажным бокам, виновато вздохнула.
– Ни-че-го.
Мужчина нашел наполовину стертую карандашную надпись.
– Кораблик этот зовут «Дункан». Твой папа его сделал, а ты подарила его мне. Помнишь?
– Папа сделал? …Да, что-то такое…
Но стоило в кромешной тьме забрезжить слабому лучику воспоминания, как незнакомец словно испугался, подёрнулся дымкой, поплыл, исчезая в мареве восходящего солнца. Вслед за ним растворился пес. Одна за другой, как фитили, вспыхнули в рассветном солнце вороны и сгорели без следа.
Налетел шквалистый ветер и залил смолой небосклон.
Берег моря жадно проглотила тьма, а ноги зыбучий песок.
«Покойный» мир превратился в кошмар.
Где… глаза сестры вырастают в половину грозового неба.