– Ну и где твоя молодежь? – спросила она.
– Позавтракав, мы прикончили еще одну бутылку портвейна. Был уже почти полдень. Стояла невыносимая жара. Карина хотела купаться и звала меня на пляж. Она стояла в одном купальнике упершись на старый дощатый забор. На досках, которого была потрескавшаяся выгоревшая на солнце белая краска. Она стояла с бутылкой и уговаривала меня пойти на пляж.
– Ну пойдем скорей, такая погода! Я так хочу купаться!
– Там полным-полно людей с детьми – отвечал я – мы там себе и места не найдем, уж поверь мне. – сказал я.
– Плевать! Я все найду, я так хочу купаться в море!
– Знаешь что? – сказал я.
– Что? – сказала она.
– У меня есть потрясающая идея.
– И что же это за потрясающая идея?
– Мы не пойдем купаться, мы поплывем.
– Но я же боюсь эти чертовы лодки.
– Не бойся, мы поплывем на яхте. Вчера весь вечер Михалыч мне рассказывал про своего друга, у которого своя яхта и как они со своим другом выходят в море на этой потрясающей яхте.
– Главное, чтобы мы не пошли ко дну вместе с этой потрясающей яхтой – сказала Карина и хлебнула портвейна.
– Не пойдем – сказал я. – дай-ка мне – я взял бутылку и глотнул, – пошли.
– Хозяин дома должен был сидеть у костра и пить свою настойку. По пути мы сорвали по абрикосу и, жуя свежие сочные плоды, пришли в хозяйский двор. Как я и думал, Михалыч сидел на том же месте, в тени деревьев и помешивал костер. Когда мы подошли, он залпом допил остатки в стакане и встал со стула.
– Михалыч – начал я подойдя. Его глаза блестели от выпитого, он был не против нашего присутствия.
– Чего?
– Ты вчера, мне весь вечер, рассказывал про одного отличного парня, с прекрасной яхтой.
– А! ты про Колю, что ли говоришь? – возбудился он.
– Именно – ответил я.
– Так и что?
– Я хотел спросить у тебя, не мог бы твой отличный парень нас прокатить на своей чудесной яхте?
– А почему нет, конечно, да. Поедем вместе, точнее поплывем – он задумался, потом сказал – пять минут, и едем к Колиньке.
Теплый морской бриз дул нам в лица и трепал волосы. Солнце было в ударе и жгло, что было мочи. Я стоял и всматривался в синюю даль. Карина была в желтом платье летнем платье и белом купальнике. Она прятала глаза под темными очками Авиаторами. Я же стоял в своих линзованных очках, потому что без них я бесполезен, и делал из своей ладони самодельный козырек. Правее от нас, в бухте качались на волнах лодки. Совершенно разные, от мала до велика. Я в них ни черта не смыслю. Я их поделил на красивые и не красивые. Мы стояли на самом конце волнореза и смотрели на всю эту красоту. Волны то и дело бились о бетонное награждение, вспениваясь, являя нам всю красоту своих седых гребней. Михалыч ушел от нас со всей нашей выпивкой в бухту, сказал, что мол надо немного подождать и он за нами вернется – я быстро, ребятки! Одна нога там, другая тут! Не успеешь оглянуться, как будете сидеть, и пить свой портвейн в Афродите! – кричал он нам уходя. Но пока, что ни портвейна, ни Афродиты, ни его самого на горизонте не было. Я достал сигарету и прикурил. Карина не курила, она бросила.