А над землёй металась вьюга
Среди поверженных телес.
Кто прочил им судьбу такую?
Пройдут года невзгод, отрад,
Дантес, во Франции ликуя,
Возглавит правящий сенат.
А далеко под древним Псковом
Земля с любовью сохранит
Того, кто станет вечным словом
Пронзать безжизненный гранит.
Поэт призванию послушен
И вечно жив средь сотен строк.
Он будет жечь людские души,
Как им воссозданный пророк.
«Я вручу тебе сердце с заплатами…»
Я вручу тебе сердце с заплатами,
Пусть в руках твоих бьётся оно.
И распявшие были распятыми,
И забывших забыли давно,
И казались спасением тернии,
Был холодным построенный дом,
И любивших любили, наверное,
Но они и не знали о том.
Я вручу тебе сердце горячее,
Ты ладонь об него не сожги.
Пусть слепой видит больше, чем зрячие,
И друзья не добрей, чем враги,
Нет отрады в трусливом смятении.
Знак судьбы – не перо, а металл.
Если ты не страдал от падения,
Значит ты никогда не летал.
Люди всё переделать пытаются.
Люди бьются, как рыба об лёд.
И к началу пути возвращаются,
Чтобы сделать два шага вперёд.
Люди ищут достойное поприще,
Всё боясь растерять на краю.
Потому, как большое сокровище,
Я тебе своё сердце дарю.
Пусть память потёрлась до боли, до дыр,
Одно лишь она бережёт год от года:
Был в роте моей пожилой командир,
Чуждалась его наша шумная рота,
Казалось, он был не таким, как мы все.
Я помню, как после большого сраженья
Прощались с телами убитых друзей,
В глухой тишине находя утешенье.
И лишь командир, не умея молчать,
Пока над землёю заря заходила,
«Отставить! – промолвил.—
Война вам – не мать.
А ну выполняйте приказ командира!»
Я знал, не последних друзей хороню,
И думал: не мне ли могилу копали?
Привыкли мы к смерти, к бомбёжке, к огню,
Но каждую ночь до костей отвыкали.
При виде родных искорёженных мест,
Где прежде с любимой до зорьки бродили,
Нас голос будил: «Позабудьте невест!
Подъём! Наступаем – приказ командира!»
Он вёл нас на схватку с проклятым врагом,
Но в сорок четвёртом в начале июля
В бою неизбежном, почти роковом
Достали и нас оголтелые пули.
Осколок мне врезался в спину, свистя.
Я грохнулся наземь, и дрогнули веки.
За землю схватясь, как палец дитя,
Я рядом с собой различил человека
Тот сильно стонал, задыхаясь в крови,
Лишь волнами грудь под рубахой ходила.
Он вдруг зашептал: «До победы живи…
Живи и сражайся – приказ командира!
За землю родную, за каждую пядь,