– Дверь! – в ужасе выкрикнул он, в тот момент как смог обернуться и не заметить за своей спиной проема, через который он только что сюда попал. Ее не только не было на прежнем месте, но и сама стена, непонятным ему образом растворилась, словно измазанная черными чернилами. Стала невидимой в ночном небе.
– Ее больше нет, – раздался рядом еле слышимый голос, а к горлу Ноэля прикоснулась тонкая полоска метала, словно выкованная из света луны, в одну из самых ярких летних ночей.
Торбург, никогда не мог назваться приятным городом. Состоящий вплоть из преступников, воров и беглых каторжников, он внушал неподдельный страх проезжающим мимо торговцам, но и привлекал их в свои объятия невероятной выгодой, в случае удачной продажи товара.
Ночью, когда солнце скрывалось за горизонтом, оставляя землю в кромешной темноте, в которой невозможно было увидеть ничего дальше, чем собственный нос, а факелы, которые должны были освещать улицы, указывали лишь на себя, не способные пробиться сквозь тени разлитые у стен зданий. Торбург, казалось был еще темнее, еще неприветливее. Его темные башни, стремившиеся высоко в небо, были подобны острым зубам огромной пасти, способной проглотить все, чтобы в него не попало.
Узкие улочки, пропитанные смрадом сточных вод и кислыми ароматами пота, так и норовили запутать и раздавить всякого, кому не повезло оказаться среди них.
– Ночь наступила! – послышался голос глашатая, идущего по этим темным коридорам и подсвечивая себе дорогу небольшим факелом. – Закрывайте окна! Ночь наступила! – не оглашал он, а словно бы выкрикивал приговор, каждому, кто мог его услышать.
Его сухой, подскриповатый голос доносился отовсюду одновременно и казалось, что это слова самого Торбурга. Величественного и ужасающего, особенно сейчас, в последний день, уходящего месяца.
– Ночь наступает! – донесся до Ноэля голос из распахнутого окна, которое словно бы висело в воздухе, оторванное от стены и выглядывающее куда-то, куда обычные окна никогда не смотрят.
Он сглотнул ком в горле, чувствуя обжигающую остроту стали, словно ошейником окружившую его шею.
– Кто ты мальчик? – вновь раздался у него в голове требовательный голос, а клинок слегка ослабил хватку, давая ему выговориться.
– Я-я, Ноэль, – произнес он, набирая полную грудь воздуха. – Гонец Короны и его величества.