Мы с Родриго росли в одном дворе и знали друга почти всю жизнь, поэтому не буду вдаваться в те подробности, которые еще всплывут, а просто отмечу: он – активный деятель, а я – боязливый мечтатель. Он – вечно пробивающийся в мир музыки творец, а я до последнего был серой мышью, причем, в моем случае, комбинация слов «до последнего» весьма иронична. Оба мы – на суд девушек, весьма привлекательные юноши, только Родриго – светло-русый кучерявый и подкачанный брутал, а я – сами помните: темноволосый и бородатый мешок костей («сексуальный мешок костей» – исправила бы меня Абель, закуривая трехсотую сигарету – и это было сказано сразу после нашего первого раза!).
Наконец-то я расположил все детали, расставил все действующие лица по местам и больше могу не тянуть с бесконечными описаниями и посвящениями. Если получится.
Свет. Камера. История моей великой печали начинается, и в нашем импровизированном театре гаснет весь свет. Декорации немного меняются.
В то утро я, как обычно, проснулся в родительском доме. Слово «родительский» здесь слишком громкое: наверное, будет лучше сказать «в материнском доме», ведь с мамой мы там жили одни, без отца. День начинался так же, как и все предыдущие.
Скоро мама проснется, и я услышу, как первым делом она включит телевизор. После этого она садится за столом на кухне, включает какую-то хрень из телемагазинов и готовит нам завтрак. Один тип из передачи сказал однажды, что белый сахар нужно срочно заменить на коричневый. С тех пор, она добавляла в кофе этот омерзительно горький и дурно пахнущий порошок, да еще и утверждала, что везде в журналах и газетах нас обманывают. Как-то странно получается.
Мне особенно нравилось, когда с утра мама делала гигантские бутерброды с сыром и кукурузой, и мы вместе их ели и о чем-то долго говорили. Правда, слово «говорили» – снова слишком громкое в моем рассказе: скорее, я чаще слушал и вставлял какие-то вымудреннные фразы. Все равно, в конечном счете, все сводилось к тому, каким мудаком был мой отец.
Внесу коррективы: лично я мудаком его не считал.
В общем, что-то у них не заладилось с тех времён, когда я еще учился в школе. По вечерам они орали друг на друга и, судя по тому, сколько раз я слышал слово «трахался» и именно в мужском роде, понял, что он когда-то там гульнул, и мать об этом узнала. Скорее всего, так. Ведь чтобы «трахались» они, я почти не слышал.