– Он «вэшник», – строго сказал Сашка. – Они сразу ныть начнут.
– Пусть новенький играет, – выкрикнул кто-то из ребят.
– Ну да! «Ашники» по–любому промахнутся или в него попадут, всё же лучше, чем пустые ворота, – пошутил кто–то из парней.
Решение поставить на ворота новенького не всем нравилось, но, рискнув, Сашка подошёл к отцу Данила.
– Нам нужен вратарь, можно Данил просто постоит на воротах?
Мужчина, сдерживая слёзы, похлопал сына по плечу и чуть слышно спросил:
– Ты готов, Данька?
– Ещё бы! – ответил паренёк и нескладно пошёл к футбольным воротам.
Стёртые в кровь коленки и локти, свезённые щеки и ладони рук – вот она, цена трёх пойманных из пяти проведённых пенальти. В тот первый день сентября мы – победители. И победили – дважды: один раз на поле, а второй раз в жизни, ибо мы с Сашкой нашли ещё и друга.
Мотылёк, мохнатая бабочка, как заколдованный всегда летит на свет. Так получилось, что день рождения механика Палыча праздновали в троллейбусе. А почему нет, вроде и делом заняты – латаем старого друга, и в то же время отдыхаем. Гуляли до поздней ночи. Под утро, когда до рассвета осталась пара минут, пошёл ливень. Осенние дожди отличаются от весенних, и если в мае ты радуешься ливню, зная, что не за горами лето, то в октябре ты понуро выдыхаешь, понимая, что дальше только зима. А тут ещё начало рабочей недели, в такую погоду и вставать–то неохота, не то что идти на работу. Но сонные, в полудрёме, слегка раздражённые люди всё же ехали кто куда. В основном стоя, хотя сидячих мест было в избытке; дело в том, что прохудившаяся крыша машины так и не была отремонтирована, зато день рождения Палыча удался на славу. Поэтому я, как и все, недовольный, держался за поручни и терпеливо ехал на работу.
Мотыльки, слетевшиеся за ночь в троллейбус, оказались в ловушке. Они тщетно бились о стёкла, не понимая, что их удерживает. И чем дольше, тем настойчивее мохнатые бабочки врезáлись в стёкла машины своими крохотными тельцами – казалось, они настроены разбить возникшую преграду на пути к свободе. Я не сразу их заметил, пребывая в утренних размышлениях о вчерашней ночи, мне и дела не было до каких–то там бабочек. Но чем настойчивее одна из них билась о стекло, тем увлечённее я мысленно рассуждал о судьбе букашки.
В одном из окон не хватало резины в раме – куска шнура, что между стеклом и корпусом машины. Щель, в которую спокойно можно вылететь. И я подумал: что мешает остановиться на мгновение, перестать бессмысленно биться головой о то, что невозможно разбить, и ползком, не спеша, доползти до спасительной щели? Но нет… откуда понять мохнатой бабочке это? Ведь она видит свободу и не видит стекла.