– А ты вижу, недотрогой стал.
Долгов хмыкает и с ленцой проводит ладонью по затылку. Он всегда так делает, когда придумывает удобоваримый ответ, чтобы не слишком обидеть.
– Да не то, чтобы… – тянет насмешливо. -Просто не хочу истечь кровью, пока ты ностальгируешь.
– Ой, сиди уж! – ничуть не проникнувшись, толкает она его в плечо, отчего он с шумом втягивает воздух.
– Томка, твою мать! Больно же.
– Не ной и мать мою не трогай. Если бы не я, давно бы уже червей кормил.
– Ну, а кто спорит? Но давай поаккуратней. Шкура у меня может и бронёвая, но не когда в нее со всей дури тычут иголкой.
– Она у тебя, Долгов, не бронёвая, а сволочная, особенно, когда кладешь на кого-то большой и толстый.
– В смысле? Это че щас за наезд?
– А вот такой вот! Хоть бы раз приехал просто так. А то вечно либо мимоходом, либо покоцанный весь.
– Так ты бы еще дальше забурилась.
– О, ну, конечно, – пыхтит она зло над его плечом, и я уже по ее перекошенному лицу вижу, что Долгову сейчас снова будет больно.
И точно: в следующее мгновение он стонет от боли.
– Бл*дь, Томка, ну, поаккуратней -то будь! Че зверюга-то такая? – взяв стоящую рядом бутылку рома, цедит Сережа раздраженно, мне же хочется вырвать руке этой обнаглевшей Томке.
Какого вообще хрена она права какие-то качает? Мужик двести лет, как забыл к ней дорогу, а она все туда же. Самой не стремно?
– Какие пациенты – такие и медсестры, – отбривает меж тем Большеротая, однако, Долгова это только веселит.
– Ну, ты и злющая, – дразнит он ее, делая несколько глотков прямо из бутылки. – А я тебе, помнится, предлагал нанять управляющего на базу и переезжать ко мне в город.
– В качестве кого? Твоего вкусного, румяного поросеночка?
Долгов смеется, а я с горечью осознаю, что рыжая попала в точку. Так и есть: я – вкусный поросеночек, которого холили и лелеяли, чтобы безжалостно сожрать.
– Между прочим, никто из моих «поросеночков» не жаловался, – будто в противовес мне заявляет Долгов. Рыжая недвусмысленно хмыкает.
– Если бы я хотела быть на привязи у сахарного папочки, я бы тоже не жаловалась.
– Ты бы не жаловалась, если бы знала, чего на самом деле хочешь, – обрывает Долгов в своей безапелляционной манере. Естественно, Большеротую это задевает.
– А я, значит не знаю? – замерев, уточняет она вкрадчиво и сверлит Долгова полыхающим взглядом.