Как выяснилось, не соответствуют действительности и ставшие уже трюизмом рассуждения об исчезновении традиционной культуры догонов и/или о полной её коммерциализации. Столь же далеки от реальности рассуждения о полном подавлении традиционной религии исламом; не всегда точна информация о миграциях на нагорье Бандиагара (плато Догон), о времени основания деревень и т. д. Даже представления о географии Страны догонов не соответствуют действительности: ее территория вовсе не ограничена нагорьем Бандиагара и долиной Сено к югу от него, а простирается на запад практически до города Дженне – древнейшего города всей Западной Африки (основан в III в. до н. э.). Иными словами, даже те сведения об этнографии догонов, что считаются абсолютно достоверными, на самом деле нередко нуждаются в существенной коррекции.
После 1991 г. граждане СССР и России неоднократно посещали Страну догонов. Но регулярные полевые исследования наши соотечественники там практически не проводили. Выдающийся знаток культуры и этнографии Мали В. Р. Арсеньев (1948–2010) изучал культуры народов этой страны, говорящих на языках манде; в привезённых им в МАЭ им. Петра Великого (Кунсткамеру) коллекциях по искусству и этнографии Мали имеются предметы культуры догонов, но число их невелико. Единственная экспедиция в Страну догонов была предпринята в 2008 г. старшим научным сотрудником Центра политической и социальной антропологии Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) РАН А. Ю. Сиим (Москвитиной). В подаренной ею Кунсткамере коллекции № 7410 имеются предметы материальной культуры и искусства догонов: ритуальная лестница, жезл жреца и т. п.
Особого упоминания заслуживают те обстоятельства, что привели меня в Страну догонов. Так получилось, что меня давно связывают отношения побратимства с уроженцем деревни Энде, Мусой Амаду Гиндо (илл. 1), потомком вождя деревни (ôgô) по материнской, и вождя уезда (lagan) – по отцовской линии. Мы познакомились ещё в 1986 г., когда я работал в Музее народов Востока.
В один прекрасный день явился туда безукоризненно вежливый молодой человек по имени Муса Амаду Гиндо, и сообщил, что ему порекомендовали меня в качестве консультанта для работы над его диссертацией «Терминология систем родства бамана и русского языка». Выбор моей кандидатуры объяснялся тем, что уже в то время я имел некоторое представление о языке бамана и, разумеется, разбирался в русском языке и обычаях. Но, надо признать, что выбор этот был довольно случайным. В то время я был совершенно убеждён в том, что этнография догонов уже изучена французами вдоль и поперёк и делать там больше нечего. Я безоговорочно верил всем рассказам Гриоля про Оготеммели, про Номмо и прочие – как потом выяснилось – очень сомнительные вещи. И вот когда Муса собирался уже уходить, я сказал, что с этнографией догонов, видимо, уже всё ясно. Муса посмотрел на меня с некоторым сожалением и ответил: «Ничего там не ясно».