Родители уехали, а студент Эрик, мамин младший брат, поселился в
их комнате. Сложно сказать, кто за кем присматривал. Я стряпала
что-то несусветное, вроде жареных бананов в шоколадном соусе, и
никто, кроме меня, не мог это есть. Поэтому Эрик приносил себе
вечерами пиццу и пиво, давал мне глотнуть под честное слово, что
никому не расскажу. Мы не ссорились и не обращали друг на друга
почти никакого внимания. В такой вольнице мне не особо-то и
хотелось, чтобы родители быстро вернулись.
А однажды Эрику позвонили поздно вечером. Он выслушал, велел мне
сидеть дома и ни в коем случае никуда не уходить без него, а сам
исчез на несколько часов. Вернувшись, он долго сидел в родительской
комнате, а потом вышел и, не глядя мне в глаза, рассказал, что мамы
и папы моих больше нет.
Я не спрашивала, почему Эрик похоронил сестру и зятя на
отдалённом областном кладбище, почему были закрыты гробы, и почему
на похороны никого не позвали. В свои тринадцать я была уверена,
что знаю ответы. И, как выяснилось чуть позже, я была
права.
Кроме Эрика, у меня никого не осталось.
Опекунство Эрик оформил, хотя я долго не могла понять, зачем.
Никаких нежных родственных чувств у него ко мне отродясь не было.
Материальной заинтересованности тоже ноль, наоборот, одни расходы.
Интереса ко мне Эрик не проявлял никакого, иногда даже и словом
перекинуться вечером не считал нужным. Я была предоставлена самой
себе, разрешения ни на что не спрашивала и о результатах своих
похождений никогда не докладывала.
Так мы жили с ним несколько месяцев, пока я в конце мая не
поехала с друзьями за город. Как обычно, не спросила разрешения и
не предупредила. Просто накупили с ребятами колы, чипсов и
сникерсов и рванули на Финский залив коротать белую ночь и
встречать рассвет.
Телефон у меня сел и выключился ещё до полуночи. Мы промёрзли до
костей, промокли и проголодались, но было весело. И одноклассник,
который мне безумно нравился, и с которым я мечтала целоваться
по-настоящему, даже попытался слазить мне под юбку. Огрёб по первое
число, бедняга… Потом, правда, был прощён под честное слово, что
больше не будет, и мы торжественно поцеловались, и он отдал мне
свою долю шоколадки. И впервые после гибели родителей мне было
хорошо.
Домой я вернулась только к вечеру следующего дня. Там меня ждал
зелёный от ужаса Эрик.