Как говорится, «деньги – универсальный довод».
* * *
Полагаю, старина Финдли не был законченным негодяем. Несмотря на свои недостойные замашки, спустя годы, отвечая на вопросы «журналиста» Брюса Кемпа, он не сказал обо мне ничего дурного, только назвал «любопытной заразой», а ведь мог наговорить выдуманных гадостей (как другие!). Пожалуй, в чем-то мне следует быть ему благодарной, и все же я никогда не прощу ему попыток насолить Неду и его семье.
Старина Финдли-Биндли.
Если вдуматься, он ведь наверняка давно умер. Иногда я невольно чувствую себя последним кряжистым деревом в древнем лесу; собратья послабее рассыпались в труху и сгинули в зловонной трясине, а оно упрямо возвышается над всеми, бросая вызов смерти.
* * *
Я не видела причины посвящать в эту историю знакомых. В моем понимании вопрос был закрыт. Впрочем, в последующие две недели меня ни на миг не покидала смутная тревога; из головы не шло, что Финдли каким-то образом сжульничал. Что касается Неда, похоже, он не принимал всерьез перспективу быть осмеянным в «Тисле», лишь немного стеснялся пристального внимания к своей персоне. Он целиком и полностью сосредоточился на том, чтобы закончить «Восточный дворец» в срок. Зато Энни нервничала и, подозреваю, с ужасом ждала выхода карикатуры, хотя за все время ни разу не заговорила о ней. Я бы с радостью успокоила бедняжку, но тогда пришлось бы сознаться, что я случайно открыла тайну Кеннета, а подобная тема едва ли годилась для вежливой беседы.
Помимо карикатуры Финдли, Энни угнетала необходимость следить за детьми с утра до вечера. Сибил недавно испортила берлинскую вышивку, которой очень дорожила Мейбл, и, видимо, эта гадкая выходка стала последней каплей для Энни. Ее волосы были заколоты еще небрежнее, а во взгляде появилась какая-то обреченность, покорное ожидание новой катастрофы.
Поскольку портрет был почти готов, во время наших сеансов Энни наносила последние штрихи на руки и лицо, но постоянно делала ошибки и вынуждена была их исправлять. Казалось, ее мысли блуждают где-то далеко. По правде говоря, меня радовала рассеянность Энни, ведь в результате завершение работы все время откладывалось. Я полюбила бывать у Гиллеспи и понимала, что скоро мне будет не хватать сеансов позирования.
* * *
Тринадцатого августа я проснулась до рассвета от сильного сердцебиения. Не помню, снились ли мне кошмары, но наяву я содрогнулась от ужаса: а вдруг Финдли нарисовал новую карикатуру на Неда и Кеннета, точную копию первой? Он вполне мог сдать ее редактору, как и планировал. Пугающая картина вырисовывалась в моем мозгу все отчетливее, и, когда в комнату стали проникать рассветные лучи, я окончательно уверилась, что Финдли заранее готовил этот обман. Да, по моей просьбе он уничтожил рисунок – точнее, разыграл фарс, чтобы избавиться от меня. Я буквально видела, как он хихикает себе под нос, воспроизводя карикатуру в мельчайших подробностях!