Гитлер допил коктейль, вытер усы шёлковым платочком с вышитой свастикой, проверил, не сбилась ли чёлка. Затем надел фуражку с золотыми кантом, витым шнуром-филиграном и кокардой-орлом, усыпанной бриллиантами, рубинами и сапфирами. Достал из ящика стола складное зеркальце, полюбовался собой, подморгнул отражению и снял трубку телефона.
– Зельда, пригласите для отчёта господина Мэнсона. Он в приёмной?
– Никак нет.
– Немедленно разыщите его.
Чарльз Мэнсон, психопат и убийца, вечно небритый и непричесанный, но с бесинками в глазах и незаурядным умом, очень нравился фюреру. Гитлера привлекали подобные личности, яркие, неординарные, бесшабашные, презирающие законы, нормы и правила. Если найти к ним подход, они становятся верными псами, готовыми отдать жизнь за хозяина, или верными друзьями, готовыми пойти в огонь и воду ради друга.
Псами были Тед Банди, Чикатило, слабоумный Ричард Чейз, и ещё с десятка полтора маньяков разного калибра. Друзьями стали Мэнсон и пресловутый Зодиак. Зодиака всё-таки пришлось пристрелить за то, что он порывался совратить любимого мопса фюрера. А вот Мэнсон оказался адекватным, полезным, и кроме всего прочего, интересным собеседником. Так как маньяки почему-то плодились активно в таких странах, как Россия и США, источенными извращенным патриотизмом и всякими моральными запретами, маньяков приходилось доставлять самомывозом, выкупая за немалые деньги. Но после победы в войне, когда весь мир стал сплошной колонией Германии, эта проблема отпала. Но и маньяки куда-то подевались. Гитлер посмотрел на часы.
Прошло восемь минут, а Мэнсон так и не появился. Фюрер раздражённо походил взад-вперёд по кабинету, остановился возле огромного, в полстены, зеркала, посмотрел на себя, пытаясь найти хоть какой-то изъян. Но нет, он был безупречен. Китель от лучшего модельера искрил стразами, обтягивающие бриджи с нежнейшими рюшами, гольфы в сеточку, туфли из кожи оппосума с бантами и бахромой. Ансамбль завершала брошь в форме черепа, изготовленная из цельного алмаза размером с кулак. Фюрер был неотразим и великолепен. Когда он подравнивал специальной кисточкой усы, в дверь постучали, и вошёл Мэнсон. Выглядел он ужасно – давно немытые волосы, недельная щетина, спортивные брюки с вытянутыми коленями, кеды, майка и кожаный мясницкий фартук, залитый кровью. Покрутив в руке армейский нож, он вытер его об бедро, сунул в карман фартука и вскинул руку в приветствии.