Долго бежал Ксенофон, изрядно устал, опасаясь злости эллина. Лишь через несколько кварталов он бездыханно упал у порога небольшого, но аккуратного дома с раскинувшимся позади него палисадом в несколько яблонь. Ноги юноши налились усталостью, сердце билось с неистовой скоростью, жажда и голод одолевали тело и разум Ксенофона. По своей простоте он постучался в дверь дома, который показался ему столь милым. В Гермонассе обычным делом считалось попросить молока и хлеба для уставшего путника в любом доме, даже самом простом и бедном. Вот и здесь, в столице, Ксенофон надеялся на доброту хозяев жилища. Дверь отворила невысокая пожилая женщина.
– Уважаемая хозяйка, – начал Ксенофон, – не будет ли у вас возможности и времени помочь мне? Меня зовут Ксенофон. Я прибыл сюда с противоположного берега пролива Боспора Киммерийского из небольшого полиса Гермонасса с торговой целью. Мне не удалось продать мой товар. Голод и жажда застали меня в пути. Быть может, я смогу воспользоваться вашим гостеприимством и немного отдохнуть?
– Я не хозяйка, а служанка в этом доме, – ответила приятным голосом женщина. – Здесь живет эллин-капитан большого судна, перевозящего оливковое масло из Эллады в Боспор. Как известно тебе, юноша, в наших землях оливковые деревья не растут. Капитан имеет хорошую прибыль от своей нелегкой работы. Хозяйкой же дома является моя госпожа, Анастасия, жена капитана. У неё доброе сердце и мягкий характер. Пойдём со мной, Ксенофон, в мою комнату. Я накормлю тебя, там ты отдохнешь. К вечеру хозяйка вернётся с детьми из гостей и, мне кажется, не прогонит тебя.
– Спасибо, добрая женщина. Мне будет достаточно лишь самой малости пития и хлеба.
– Ты будешь накормлен в полной мере. Наш дом всегда был открыт для честного путника. Пока я разогрею тебе кашу, расскажи, пожалуйста, о своем товаре. Мне кажется, в нём таится некоторый секрет.
Ксенофон в ожидании безумно приятно пахнущей еды поведал о своем товаре, злоключениях на рынке и негодовании смотрителя Капанеуса. Служанка не задавала вопросов, внимательно слушала и лишь изредка кивала. У неё не вызвало удивления или неприязни факт продажи грязи. Эта масса даже заинтересовала её. Пока Ксенофон вкушал скромный, но сытный ужин, служанка осмотрела остатки вулканического ила, помяла его, втёрла в руки вместе с припасенным розовым маслом, аккуратно смыла образовавшуюся корку. Тем временем Ксенофон уснул.