– Частно практикуешь? – Богобоязненный грел в ладони бокал одеколона.
Теодор вынужденно парировал.
– Делаю кунилингус женщинам в климаксе. Вас устроить? По знакомству?
– Я не против, голубчик, – хмыкнул главный. – Я в Береньзени двадцать лет. Слава КПСС, зону отсюда перенесли после пожара. Раньше я и зэков осматривал, пришивал откушенные уши, хуи, доставал из прямой кишки… Назови-ка любое слово!
– Конституция.
– Уголовный кодекс был. Трубочкой свернутый.
***
Алкоголь обладает свойством ластика – для времени. Паршивого ластика, оставляющего сквозные затертости и разводы – во всех смыслах. Утро. Вечер. Понедельник. Суббота. Май. Октябрь. Проснулся. Добыл. Употребил. И вот куда снова делся день? Месяц? Год?
Звезды. Газовые тела, внутри которых происходят термоядерные реакции. Раскаленные. Далекие. Чужие. Гиганты и карлики.
ВВ распластался поперек песочницы и созерцал галактику Млечный Путь в поселковой засветке.
– Я космонавтом мог стать. Здоровье колоссальное. Розум. И страха – веришь? Нет. Меня в школе Терминатором звали. Когда до Термоса сокращали, всекал с вертухи! Зубы фонтаном! Но по беспределу я – ни-ни. Мелких не трогал, девок не зажимал. Ніколі ня краў. Увогуле, законапаслухмяны грамадзянін. И че? Селижора пса моего спиздил, а Финк, типа: доказательств нету, Василич! Я Финка-то не виню! Я Волгина виню Виктора Васильевича. Что он не абараніў Дика, даже хлебало Селижорине не раскрошил с вертухи! Термос!
– Дядь Вить, вы почки морозите. – Рыжая Анфиса сидела четвертушкой полужопия на обгрызенной скамеечке и раз в пару минут брала из пакетика желтую фосфоресцирующую мармеладку. Она недавно бросила курить.
– Идемте ко мне.
– Никак, ну, никак, – всхлипнул слесарь. – Ты не обижайся! Ты душевная, но мы, ты и я…
– Мы?! – Девчонка прыснула. – Дядь Вить, я жене вашей звоню. У вас белка, по ходу.
ВВ встал на карачки.
– Не звони. Умоляю.
– Идемте, пожалуйста!
Он оперся на локоток подвальной девочки.
– Не звони Эльвире. Не звони! Я её люблю! Я её храню… от бед! Я её звезда путеводная!
– Хорошо-хорошо, дядь Вить.
На дне лодки, на середине озера Лесного, она лежала, заворожённо слушая, как папа с фонариком читает «Муми-тролль и комета». Счастье переполняло Анфису, объевшуюся ежевики, малины и меда. Ее не пугал разверзнутый над головой космос. Ее убаюкивал плеск обитателей вод. Она в свои одиннадцать ясно осознавала, что моментов, равноценных этому, будет немного. И про себя повторяла: «Спасибо». Безадресно.