– Отсиделся в компании умирающего. Вася Чемодан с кишками наружу мне рассказывал про тарзанку, про речку, про девушку, которую любил до первой ходки. Про мамку. Перед смертью не напиздишься. Пробивает нашего человека на сентиментальность. – Финк поджег очередную сигарету. Дым смешался с бензиновыми выхлопами и вонью освежающей елочки. – Вдруг – стихло. И шум, и Вася мой. Стало жарко. Воздух пропал. Я план эвакуации помнил и пополз. Меня Васиной кровью пропитало насквозь. Выполз. С тех пор такой. Зрение восстановили, с радужкой начудили. Я не в претензии. Ладно, бабки крестятся, детишки визжат. Профессия моя с всеобщей любовью не связана. Врачи – молодцы! Рожу спасли, кожу пересадили.
Короткий снова хихикнул, шепнул: «С задницы».
– Больше не выжил никто. Девятьсот трупов. Приехали!
Покуда «майор Том» кричал подозреваемому: «Ромка! Давай, побеседуем!», Надежда Савельевна Плесова, учительница краеведения на пенсии, разгоняла беспардонных беспородных псинок по будкам-коробкам и отпирала калитку, Федор Михайлович искал в интернете фото Финка до пожара. Нашел: мент и мент. Пегие волосики, снулое лицо. Не то, что сегодня. «Сволочь ты эстетсткая», – пожурил Федю Федя голосом Бетала.
Финк и Короткий тем временем вломились в гараж.
– Доктор! – позвал ФМ майор. – Это по вашему профилю.
Плохо вентилируемая коробка семь на восемь квадратных метров была набита резиной. Мистер Тризны прикрыл рот платком, терпя невнятное недомогание вроде того, когда ногу отсиживаешь. «Вата», «иголочки». Только – в голове. Мягко говоря, вредные условия. Хроническая интоксикация убивает организм. Неизбежно страдает психика.
Плесов высунулся из-за матраца, поставленного на попа. Перепуганный, точно хомяк в пылесосе. Статный, в меру мускулистый, прилизанный гелем крашенный блондин с ямочкой на подбородке. Гопник-фашист-метросексуал. Из него торчала отвертка.
– Отчество? – спросил полицейских Тризны.
– Сергеич. А? Его? – Короткий подвис. – Эээ… Валентиныч!
– Что случилось, Роман Валентинович? – Федя принялся перекатывать пятирублевую по фалангам пальцев. Нехитрый фокус для концентрации внимания пациентов-детей.
Безумный взгляд г-на Плесова метался от бородки психотерапевта к бегающей монеточке. Двойственность его личности – «зверь»/ «агрессор» и «жертва»/ «виктим» – мешала ему реагировать однозначно. Роману Валентиновичу хотелось искалечить Федора Михайловича. И молить его о помощи.