Миша исчез. А меня объяла глубокая печаль, которая постепенно переросла в сплошное отчаяние и беспричинную панику, которые потом трансформировались в совершенно новое качество – в страшную злость.
Злость на кого?
Конечно, на Мишу! Он, здоровый, полный сил и мощи парень, с двумя целюсенькими ногами и – самое обидное! – с чистой, не захламленной молекулами спирта головой, теперь шагает по красивым улицам южного города в направлении университета. Он уверенно шагает по залитым весенним солнцем улицам, улыбается расцветающим после зимней спячки встречным девушкам, и они отвечают ему стрелами черных кубанских очей…
Нет. Невозможно терпеть такое издевательство над несчастной душой белорусского алкоголика, который оказался далеко от родных «Ясеня» и «Пеньков» и не способен сдвинуться с места в поисках местной пивнушки либо бара. Потому что не транспортабелен. Нога превратилась в нечто огромное, чужое и напоминала многоцентнерный якорь океанского лайнера, сброшенный для длительной стоянки.
Хорошо, что соседи по месту временного жительства посочувствовали. Грыцько и Павло, солидные, крепкие мужчины среднего возраста из-под Запорожья, вошли в мое положение мгновенно. В отличие от Миши, они по приезде не ушли отмечать свои командировочные удостоверения, а с самого утра начали очень знакомый мне процесс опохмелья.
– Ты на него не обижайся, – говорил старший, приятного вида запорожец Грыцько, – он все делает правильно. Надо же кому-то и работать… А тебе нужно прежде всего подлечиться. Тебе же не ногами работать, а головой, а ей нужен «жидкий аспирин», типа портвейн «Анапа», – граммов так триста, и будет то, что надо…
Павло, младший запорожец, во время этой поучительной речи после каждой законченной фразы в знак согласия кивал головой, поддакивал – чем, почему-то, вызвал у меня необычное доверие, и я тоже начал во всем соглашаться со своими новыми друзьями.
– Правду говорите, дядька. Правду.
– Так, на еще малость прими на грудь, – в очередной раз протянул мне полненький стакан Грыцько, приговаривая: – Бог троицу любит.
Стопарик был, правда, уже четвертым, а не третьим, но я спорить не стал, из поговорки, как и из песни, слова не выкинешь.
– Правду говорите, дядька, Бог троицу любит, а я и четвертую не оставлю сироткой… – в унисон с приятным молодым запорожцем сказал я, опрокидывая, если не пятую…