Арсений кивает. Хочется уйти с гордо поднятой головой, все равно он в пролете. Но почему-то начинает мямлить, тихо презирая сам себя:
– Ну просто… Трудоустройство… Я ж не официально. И я еще репетиторством занимаюсь… У меня ж сорок лет педагогического стажа…. Я математику детям преподаю. На дому. Но это тоже не официально… Я могу выплачивать…
– Арсений Иванович, судя по вашим просрочкам – нет, не можете, – пресекает попытки оправдания Злата. – К сожалению, наш банк в настоящий момент не сможет предоставить вам кредит. Если вы хотя бы закроете текущие кредиты и подтвердите дополнительные доходы, то через полгода мы сможем рассмотреть ваше обращение заново.
– Может быть, какую–то меньшую сумму? Может быть…
– К сожалению, меньшую сумму тоже не сможем предоставить, – перебивает его суровый менеджер. Время – без десяти восемь, она уже торопится закончить рабочий день. Потом, точно на мгновение превратившись из корпоративного робота назад в простого человека, произносит:
– Я бы еще рекомендовала вам подумать над обоснованием получения кредита. В отпуска и ремонты слабо верится, вы же понимаете?
Арсений кивает. Но если он сообщит реальную цель получения кредита – вряд ли это поможет. Скорее всего, навредит еще больше.
– Значит, никак? – для чего-то уточняет он. Будто был шанс, что после этого вопроса Злата внезапно передумает и с широкой улыбкой выдаст ему из кассы шестьсот тысяч с полтиной.
Злата качает головой.
– Всего доброго, Арсений Иванович. Спасибо за обращение в наш банк!
– Пожалуйста, – говорит Арсений.
Встает, выходит на улицу. Пиликает телефон – «эсэмэс», что в кредите отказано.
У крыльца банка довольный франт с толстой пачкой денег во внутреннем кармане дорогого пальто садится в новенький БМВ.
Олег отвечает сразу. Проходит всего один гудок.
– Сеня, друг! – как обычно цитирует он в трубку.
– Не занят? Есть минутка? – Олегу Вершнёв не хотел звонить. Не хотел переступать через собственную гордость. Но обстоятельства вынуждают. Ох уж эти всемогущие обстоятельства – не выдерживают их натиска ни гордость, ни убеждения, ни принципы.
– Для тебя – даже пять! – не перестает веселиться Кондаков. – Ты в городе? Или у себя?
– В городе. По делам вот.
– Заезжай в офис, я еще работаю. Далеко от меня?
– Нет, я на Комсомольской сейчас.
– Ну так давай, сто лет тебя не видел. Надеюсь, ты, наконец, полысел, и я не буду чувствовать себя ущемленным.