Его глаза потемнели.
– Какие, например?
Ее губы пересохли.
– Тридцать пять лет назад Регина Мартинес служила домработницей у ваших родителей, – начала Джордан, внимательно пересказывая то, что поведала ей Камила за месяц до смерти. – У нее была восемнадцатилетняя незамужняя племянница, которая забеременела. В то время ваши родители думали об усыновлении, после того как у вашей матери случилось несколько выкидышей. Было организовано усыновление, и вскоре после вашего рождения – в частной больнице, здесь, в Барселоне, – они забрали вас домой. – Джордан вздохнула: – Молодая Камила была опустошена, хотя она сделала так, как считала правильным. Жизнь с ребенком и без мужа в их маленькой деревне с традиционным укладом была бы кошмарной и для малыша, и для нее.
Зная не понаслышке, каково это – быть нежеланным ребенком своей биологической матери, Джордан надеялась, что Ксавье воспримет решение Камилы не как акт отвержения или добровольного отказа, а как акт любви.
Девушка ждала, пока он что-нибудь скажет. Вполне понятно, что ему может понадобиться минута или две, чтобы обдумать услышанное.
– Что вам нужно, мисс Уолш?
Вопрос застал ее врасплох, не говоря уж о явном холоде в его голосе.
– Простите?
– Деньги?
Она уставилась на него.
– Деньги? – переспросила Джордан.
Его взгляд был пронзителен как сталь, брови нахмурены.
– Общеизвестно, что моя семья – одна из богатейших в Испании. Вы не первая, кто претендует на отдаленное родство в надежде на подачку.
Подачку?! Джордан задохнулась, словно ее ударили в солнечное сплетение. Она схватила дневник, борясь с приступом негодования.
– Это оскорбительно!
– Конечно, – согласился Ксавье. – Поэтому я спрошу вас еще раз: чего вы хотите, мисс Уолш?
Сердце Джордан бешено колотилось. Как этот высокомерный властный человек мог быть сыном ее мачехи? Камила была доброй, нежной душой, она всегда искала лучшее в людях, несмотря на трагедию, которую перенесла в юности.
Джордан посмотрела на конверт, который она так трепетно положила между страниц своего дневника. Она пронесла этот конверт через полмира, и ни разу у нее не возникло соблазна открыть его. В письме содержится личное, святое – драгоценные слова умирающей женщины к своему сыну.
Подняв подбородок, Джордан посмотрела ему в глаза, давая понять, что ему не удалось запугать ее, что ей нечего стыдиться. Она подняла конверт.