Феликс Семенович говорил с завидным энтузиазмом, а я больше помалкивала, отделываясь невнятными поощрительными звуками. Идея мне в целом понравилась, сама бы с удовольствием о нашем театре почитала, но целый цикл статей… боюсь, это не ко мне. Директор же, по-видимому, посчитал молчание знаком согласия и уже приглашал меня, после беседы с Рестаевым, к себе в кабинет, обещая показать интереснейшие материалы по истории театра.
– Вы же понимаете, чтобы написать по-настоящему хорошую статью, мало только с Андреем Борисовичем поговорить! Надо походить по театру, познакомиться с людьми, у нас прекрасный коллектив – и в творческом плане, и вообще… – Он неопределенно покрутил рукой.
А вот это предложение вполне соответствовало моим задачам – шеф ведь прямо приказал потолкаться среди народа и присмотреться, кто чем дышит. Поэтому я улыбнулась и совершенно искренне поблагодарила:
– Спасибо большое! И за идею спасибо, и за приглашение. Обязательно к вам загляну.
Мы остановились, и Феликс Семенович указал на приоткрытую дверь с ручкой в форме львиной головы с кольцом в зубах:
– Вот мы и пришли. – Он коротко стукнул костяшками пальцев по косяку и завел меня в кабинет. – Андрей, посмотри, кого я тебе привел!
Рестаев, который стоял у окна и смотрел на улицу, быстро обернулся.
– Рита! Здравствуйте! – Он взглянул на часы и слегка улыбнулся. – Вы вовремя. Проходите, присаживайтесь.
– Ну, мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Андрей, у тебя ко мне вопросы есть?
– Ничего срочного. После репетиции поговорим.
Я вежливо поблагодарила директора за помощь, он заверил меня, что никакого труда ему это не составило, подмигнул мне и удалился.
– Ох, Рита, вы себе просто не представляете, насколько это все… гадко. – Рестаев прижал ладони к груди. – Я всю ночь заснуть не мог, перебирал, вспоминал каждого. Как посмотрел, что сказал, как улыбнулся, как отвернулся… а это же все не чужие мне люди, и подозревать их, это так тяжело! Может, зря я всю эту охоту устроил? Может, плюнуть?
Он смотрел на меня с трогательной детской надеждой, словно я сейчас скажу какое-то волшебное слово, и исчезнет из его жизни портящий нервы хам, и не нужно будет никого подозревать, и снова вокруг будут только милейшие люди, собратья по благородному театральному искусству!
– Я вас понимаю, Андрей Борисович, – мягко начала я. – Если вы хотите немедленно все прекратить – никаких проблем. И никто никогда не узнает, что у вас вообще было намерение за кем-то следить и что-то выяснять. Но…