Подхожу. Она меня, разумеется, услышала. С нашим паркетом страшно пальцем на ноге шевельнуть, обязательно весь дом перебудишь – потому-то этот тип с верхнего этажа, с собакой, меня так бесит. У него паркет, как у нас, и этот его пес целый день по паркету цап-цап лапами – с ума сойти можно.
Вхожу я, значит, в комнату, тихонечко, чтобы братика ее не разбудить, смотрю – а она в пижаме у окна стоит. От зевоты рот сводит, но я говорю: что случилось, моя зайка? Чего тебе не спится? Давай-ка скорей в кроватку, тебе в садик завтра (а папе на работу, у него начальник сердитый). А она стоит как вкопанная около окна – мы окно на ночь не занавешиваем, малышка темноты боится – оно и понятно, в ее возрасте. Подхожу я, значит, на цыпочках: тебе опять страшный сон приснился? А она головой мотает, а сама стоит, не шелохнется. Так что же тогда? Ты же знаешь, папе спать надо, у него завтра трудный день (обычный день, собственно говоря). А она все равно стоит.
Подхожу ближе, спотыкаюсь о портфель, сажусь на корточки. Братик дышит тихо-тихо, ровно так. С ним хоть в трубу дуди, все равно глаз не откроет. Зато утром его не добудишься. А она – совсем другое дело, кто ее знает, что она там себе думает. Стоит у окна одна-одинешенька, среди ночи. Мышка такая маленькая.
Ну так что, дорогая? Мнется, ничего не говорит. Да, думаю, что-то она совсем сомнамбулой становится. Хотел ее обнять – отстраняется. Что такое, зайчик? Говорю, а сам зеваю. Ты мне не скажешь? В мутном свечении ночи вижу: она на меня смотрит. Смотрит и молчит. Я поднялся. Ну ладно, говорю, раз все в порядке, надо лечь в постельку. А то завтра носом клевать будешь. Пойдем-ка, папа тебя в кроватку уложит. Она снова отшатнулась и говорит: папа! Что, моя дорогая? Вижу, она мне сказать что-то хочет, только не решается.
– Папа! – Да? – Если я тебе секрет скажу, ты поверишь? – Ты из-за этого проснулась? – Снова смотрит. Вроде как ничем не напугана. – Хорошо, скажи мне свой секрет, а потом пойдем спать, договорились? – Снова мнется. – Ну хорошо, я никому не скажу, честное слово. Но как только расскажешь, сразу баиньки. – А ты мне поверишь? – Ну разумеется, солнышко, конечно, поверю. Только после этого сразу в кроватку. – А ты маме не расскажешь? – Принципам надо быть верным даже в три часа ночи, поэтому говорю: ну это мы посмотрим, зависит от того, что у тебя за секрет. Она снова стоит и думает, серьезно так, и снова на босые пальцы свои смотрит. Когда она такая – ну прямо вылитая мать. А мне только одного хочется – до кровати добраться, а с секретом лучше всего до завтра подождать, пусть бы Катрин сама его выслушала. – Ну хорошо, секрет ты мне расскажешь завтра, ведь не стоять же нам тут всю ночь, правда? Тут она решилась.